L-ось
№45175 "УСТАВШИЕ БОГИ"

УСТАВШИЕ БОГИ

— Три миллиона жизней – это плата за независимость?

— Нет, идиот. Три миллиона – плата за Барсика. Независимость бесценна, а значит бесплатна.

— Издеваешься?!! – Он возмущенно вскочил, сжимая кулаки.

— Почему? – недоуменно дернула она точеным плечиком, васильковые глаза распахнулись, лицо стало по-детски наивным. – Не ты ли говорил, что обожаешь бракоразводные процессы? Я лишь пытаюсь обезопасить близких.

Она демонстративно отвернулась к зеркалу, кисточки и расчески замелькали в точеных пальчиках. Демонстративное спокойствие – вот что гарантированно взбесит его, она это точно знала. И можно не бояться удара в спину, он слишком любит свой героический образ. Глупый мальчишка, давно привыкший к чужим восторгам, к самолюбованию и поклонению.

Сзади раздался чудовищный грохот, словно бабахнулись лбами тысячи каменных болванов. Пол ощутимо вздрогнул, и через мгновение она услышала рев низвергающегося водопада. Нечто пронеслось над головой, волосы прильнули к расческе с сухим электрическим треском, раздался хлопок, ощутимо запахло паленым.

Ее спина даже не дрогнула. Парой ловких движений взбунтовавшаяся прическа была утихомирена, и священный ритуал макияжа продолжился.

Он почувствовал себя дураком. Глупо швырять молнии, рушить города и устраивать потопы, если нет зрителя. По-настоящему оценить силу готов лишь слабак, любая мощь завянет перед равнодушием. Чудовищно ощущать себя ненужным, но вдесятеро страшней бесполезное всемогущество.

Разумом он понимал, что именно этого она и добивается. Но одно дело понимать, совсем другое – чувствовать. А с этим было сложней. Можно ли любить женщину, с которой прожил три тысячи лет? А ненавидеть? Как быть, если вчера у тебя была вечность, наполненная ею – утром, днем и вечером ты целовал ее губы, гладил плечи, ласкал грудь или зарывался лицом в волосы, а по ночам вы становились единым существом, вмещающим в себя вселенную, бывшим этой вселенной и не различающим ничего за ее пределами. И ты был счастлив, и ты был всерьез уверен, что вечность бесконечна.

А сегодня приключилось никому не нужное чудо – вечность закончилась.

А ты нет.

И она рядом, но так далеко, что хочется вернуться лет на пятьсот назад, не помня и не думая нырнуть в счастье. Потому что хочешь любить. Или взорваться гневом, накручивая себя и распаляясь, уничтожить ее, растоптать, стереть из бытия. Потому что ненавидеть тоже неплохо. Так или иначе, лишь бы все это закончилось.

Он грустно усмехнулся. Любить или ненавидеть – это так просто, даже неинтересно. Гораздо сложнее – понять.

Он зажмурился покрепче, пару раз глубоко вдохнул-выдохнул.

— Ладно, попробуем поговорить спокойно.

Движением пальца он развеял зеркало и косметические причиндалы. Напротив ее пуфика возник простой деревянный трон, без золота и драгоценностей, с легким незатейливым узором на подлокотниках.

Она глянула с усмешкой, изящные пальцы щелкнули, и вместо веселенького розового пуфика под ней оказалось кресло на изогнутых ножках, поднявшее ее на один уровень с троном.

Намек простой, но понятный.

— Объяснись, пожалуйста. – с нажимом произнес он, устраиваясь на троне. – Что означает твое предложение – три миллиона жизней за драную кошку?

— Тебе прекрасно известно, дорогой. – издевательски неторопливо промурлыкала она, внимательно разглядывая ногти. – Барсик – не драная кошка, а прародитель всех кошачьих. Мое любимое создание, мой первенец, мой единственный настоящий друг…

— Да-да, я помню. – раздраженно отмахнулся он. – «Киси-киси, пуси-муси… мамочка даст деточке вкусненького… пусть деточка спит на подушке у мамочки…». Сначала для мужа не находится места на супружеском ложе, а потом – в жизни. Я все прекрасно помню, но сейчас не хотелось бы обсуждать, как ты променяла меня на банального кота.

— Бедненький несчастненький незаслуженно обиженный муженек! – она вскинулась так, как вскидывается любая мать, услышавшая что-то нелестное в отношении любимого чада. – Злая жена выгнала его из дома! А может быть наш страдалец вспомнит, как он убегал возиться со своими собаками? Как я годами ждала его? Пока он играл в глупые войны, строил никому не нужные империи, подсовывал людишкам опасные изобретения…

— Я развивал цивилизацию!

— ЗАЧЕМ?!! Тебя кто-нибудь просил об этом? – напускное спокойствие слетело с нее, как парашютики с одуванчика. – Когда ты придумывал людей, что ты мне говорил? Вспомни!

Он на мгновение задумался, взгляд стал рассеянным, и вдруг легкая улыбка скользнула по его лицу.

— Я помню. Мы тогда так любили друг друга, были так бесконечно счастливы, так щедры на радость… Хотелось поделиться счастьем со всем миром, облагодетельствовать каждую букашку. Ты смеялась, и от твоего смеха рождались сумасшедшие радуги – семи, девяти, стоцветные. И не пропадали бесследно, а рассыпались миллионами ярких бабочек. А твои котята барахтались с моими щенками, и мы не различали их. А я сотворил тебе подарок – маленьких человечков, наделенных собственным умением любить. И научил их всему, и люди понесли любовь во все уголки мира.

— Да, от нашей бесконечной любви ты для каждого оторвал маленький кусочек, оставив для меня скромненький такой огрызочек. А потом тебе так понравились новые игрушки, что ты стал проводить с ними все больше и больше времени, пока совсем не забыл про меня. – Она грустно качнула головой, непослушная прядь упала на глаза.

— Это не так. Я думал о тебе везде и всегда, я начинал скучать только от мысли о разлуке, я цепенел от горя, если ты улыбалась не мне.

— И продолжал возится с человечеством. Сначала надо было срочно всех накормить и ты придумал охоту. Потом изобрел войны, отсеивая слабых и неудачных. Сделав очередную ошибку, ты устраивал потоп и снова начинал с чистого листа.

— Я хотел произвести впечатление. Но и ты постоянно возилась с какими-то жрецами, художниками, философами. Я мог двигать армии, но идеологию для них придумывала ты. Воины сражались и умирали, но их благословляли на смерть матери и жены.

— Нет-нет, не путай. – Она покачала пальцем перед его носом. – Я занималась людьми от скуки, слишком много свободного времени оставил мне любимый муж. А ты любой новой идее всегда отдавался целиком, самозабвенно. Тебе это нравилось.

— Глупости. – нахмурился он. – Ты все равно оставалась номер один. Всегда и при любых условиях. До того самого момента, как ты решила разрушить наше счастье.

— Нельзя разрушить то, что давно умерло. Я лишь набралась мужества сделать первый шаг.

— Ты убила любовь.

— Я спасла себя и этот мир от твоих чудачеств. И теперь я хочу честно разделить его с тобой. Со своими игрушками занимайся чем хочешь, но не смей даже нос засунуть на мою половину.

Он встал и, сомкнув ладони за спиной, задумчиво посмотрел на маленький голубой шарик.

— И как ты собираешься делить ЭТО?

— А что здесь сложного? Мне женщины и кошки, тебе – мужчины и собаки. Я присмотрю за ветром и водой, на тебе останутся пламя и твердь. Каждый занимается своими делами и не лезет к другому.

Он невесело рассмеялся и покачал головой.

— Ты забыла, что наши дети гораздо удачливее своих создателей. Они еще помнят, что значит любить. И вряд ли способны прожить по отдельности. И с животными не все ладно. Боюсь, при первой же ссоре кошки с собакой мы, спасая любимцев, уничтожим этот мир.

— И что ты предлагаешь?

— Не вмешиваться. Я предлагаю плюнуть на все и придумать себе новую вселенную. Начать все сначала. Подарить друг другу последний шанс. Родиться заново.

— А люди? Цветы, деревья, животные, птицы? Предать всех, кого приручили? Бросить, как ненужный хлам? Что нам делать с землей?

— Просто оставь ее в покое.