Sarazin
№45202 "Долгожданный"

Долгожданный

На побывку едет

Молодой моряк

Грудь его в медалях

Ленты в якорях.

В.Ф. Боков 19.09.1914 – 22.10.2009 г.

— И итить ё, три миллиона жизней – это плата за не независимость? – он не останавливался. И болтал как виджей новостного канала.

А ей было больно.

Девушки – существа странные. Об этом знают все. Как поведет (не поведет) себя та или эта, предположить возьмется не каждый. Вот кэтки, например, – ласковые и нежные жительницы Фелиции, могут в момент радости просто разорвать. А могут и не разорвать - выплеснуться таким зарядом восторга, что потом идиот, что попался, продаст последний файл, дабы вновь испытать подобное. Если идиот. А таких много.

А не то, дебил, - нарвется на махавну. Ну чем не женщина? Восемь грудей, шесть рук, четыре влагалища… Попробуй угадай, в котором эякуляция скоро? Дай бог, если не угадаешь. А выглядит как девочка с последнего курса колледжа средины двадцать первого века. Исвидиляция доступна нынче любому – фиг разглядишь что под ней. Или накра, бованя, иливия… Много чего придумали люди, с тех пор как в галактику вышли.

Да что там генмодификация! Даже если обычная баба, без всяких наворотов! Разные ведь бабы бывают. Кто знает, что там, в этой красивой головушке? Чем мозги пропитаны? А вдруг она из невитов? Или с детства наслушалась проповедей фаонов? Или святая, что верит только в непорочность?

Как быть?

А просто быть! Если любишь – останешься. Если любит. Просто останешься. Или не просто.

Поневоле будешь фаталистом. Тем более что по статистике солджеру в бою отпущено всего тринадцать минут. Есть ли смысл себя экономить на гражданке? Особенно на симпатичной и темпераментной, пусть и знаешь, что это всего лишь исвидок?

А тут – все по правде!

И он старался! За себя и за тех, кто не вернулся. Для нее тоже, конечно. А ей, неожиданно, было больно…

Фан Лиене нравился с третьего класса. Она часто виляла хвостом, когда он проходил мимо, даже щелкала щеткой. Иногда. Высокий, иссиня сизый, ловкий и дерзкий – он производил впечатление. На выпускном она его поцеловала – первой. У него не было шансов, поцелуй льяны почище знаменитого приворота Галактмедина! Разве что пехота. Ну ладно, не повезло. Но что он вернется, она знала. Знала и ждала. Ждала и знала. И дознаждалась.

Лиена обещала его ждать. Все так говорят. Все так обещают. Обещать – не значит ждать. А ждать – не значит обещать. Парадокс. Для парня, что надел солджерские сапотинки. Но верят, если не верить – зачем воевать? В «Уставе продвинутого военвина» так и написано: знай, тебя ждут – верь! Верят, порой не зря.

Она ждала.

И он вернулся!

Живой! С сверкающей из-под форменных шорт искногой, с оскалом керамозубов, такой же как в юности неподражаемой улыбкой, с руками, жаждущими ее тела, с глазами, которым нельзя не поверить!

Но ведь больно!

— Вот скажи, зачем им это? Ведь знали, что не позволим, что придем и заставим! Три миллиона, треть всего населения! А наших сколько полегло! – Он старался, долбил как заведенный. И не умолкал. Словно времени поговорить не будет. Ведь еще три часа до сбора! Успеют поговорить! Но…

— Фан, будь осторожен, мне нельзя! Мне беречься нужно! – шептала она и терпела. Боже, сколько ночей она мечтала об этой встрече! В каких только красках не рисовала она себе радость – увидеть его, броситься с визгом к нему на шею, обнять, поцеловать, высказать ему всю тоску, что накопилась за время врозь. А он, сходу. Едва войдя.

— Хорошо! Видела бы ты, что остается от танка после выстрела скорчера! Кевона так и закопали в этом слитке. А какой парень был! Нижней левой семьсот восемьдесят жал! Мог литр горнилки выпить и всех в шахмашки обыграть!

Она закусила губу. От боли. От обиды. Да, он помнил о ней, порой присылал файлы с приветами. Как она плакала над тем, где он в госпитале смеется и шутит! А ноги нет. А сегодня он привез ей чудный дорогущий браслет, которыми Аннива прославилась на весь сектор, из раковины редкого тамошнего моллюска. Но пусть бы лучше вместо браслета хоть толику нежности…

— А он как шваркнет по нам! А мы врассыпную! – Он приподнялся, и вновь перевернул ее на спину… И снова боль. Она, чтобы хоть как-то сдержать его напор, обвила искногу хвостом.

— Я в рытвине какой-то скукожился да так и лежал, пока парень из соседнего взвода этого аннивака не прихлопнул! Хорошо!

— Фан, предупреди, не забудь! – молила она в поросшее мелким ворсом ухо. Но он продолжал свою повесть о боях. Услышал ли ее просьбу? Ведь она не думала, что так получится, что он накинется на нее прямо с порога. Ведь не успела даже к аптечному робу шагнуть за разовой инъекцией, что несколько лет назад была заряжена именно для такого случая. О том, что будет, если зачнется, думать не хотелось. И так больно. А запрет на рождение детей никто не отменял. Даже не на рождение, а всего лишь за неразрешенную беременность, пусть и от героя-военвина, по головке не погладят. Года, а то и полутора трудповинности где-нибудь на производстве концентратов не избежать. А уж за дитя…

— И тогда Ёран как заорет в эту дыру: «Итить ё! Вылазь, мразь! Мы вам ща покажем независимость!», а оттуда иффиловый дым – еле забрала захлопнуть успели, то б… траванулись. Это они… чтоб нам не сдаваться… сами себя! – Фан стал сбиваться, закрыл глаза, видимо приближался к апогею.

— Милый, мне беречья…

— Да помню… Помню: у нас тогда трое в безвозвратники попали.

Его страсть ошеломила Лиену. Ведь чего проще, даже сейчас, когда он вот-вот и закончит, прерваться на минутку, кольнуть – и не нужно будет беспокоиться! Но она не могла его отстранить. Стеснительность, боязнь оттолкнуть, нежелание быть не понятой… Любовь. Пусть уж как повезет! Он столько раз рисковал жизнью, чтобы вернуться к ней! А через три часа ему снова улетать… Кто знает, сумеет ли он выжить в этой мясорубке парада суверенитетов? А она со своими женскими мелочами будет портить ему сладкие мгновения?

— Берегись! – вдруг закричал Фан и прижал ее к ложу. Она растерялась, она ничего не могла сделать – распластанная, придавленная его весом, втрамбованная в пенопластик его руками, торсом, стапятидесятью килограммами… Только беспомощно внимала толчкам жидкости внутри себя. А он рычал, закинув голову, бился о Лиену еще сильнее, инстинктивно выдавливая из себя мужское, чтобы поглубже, чтоб наверняка! С губ сорвалась слюна и упала ей на щеку, смешалась со слезами. Когда успели?

«Не услышал… Не понял… Как же теперь?» - она почувствовала привкус крови из прокушенной губы.

Фан не вышел из нее, лишь смотрел мутными глазами на ее испуганное лицо и мокрые ресницы.

— Ну что ты плачешь, Ли? Нельзя от счастья плакать! – Он стал ее целовать, гладить по волосам, пальцем ноги щекотать щетку на кончике хвоста. – Ты не поверишь, но я думал, что никогда тебя не увижу, что никогда-никогда у нас с тобой такого не будет!

— Я знаю, родной, я верю тебе! Только… - Она с ужасом почувствовала, что он снова начинает двигаться. Отступившая на десяток секунд боль проснулась и потянула из нее жилки.

— Сейчас, милая, я тебе покажу, что такое настоящий солджер! Ты потом будешь хвастаться перед подружками таким мужиком! – Готовый вырваться у нее крик он накрыл неистовым поцелуем.

Лиана уже плохо понимала происходящее. Боль перешла какую-то границу и опала. Нет, она осталась, но была уже не резкой и яркой, а тянучей, тупой. Как зуб, который уже третий день не дает покоя, а до врача не добраться – было такое с ней как-то, когда она на зимние каникулы поехала к подруге в заполярье, а там забуранило. Лиана лишь терпела. И слушала, слушала, слушала…

— И тогда Ёран их всех троих одним лучом. Приговор привел, на месте, без суда. А я гляжу, у этой гадины-снайперши браслетка из-под рукава на меня смотрит. Я ее снимать, а она как вживлена… Пришлось снимать ножом – минут пятнадцать провозился.

«Ну и пусть. Если не пронесет, не буду прерывать!.. Поработаю на Родину принудительно. Может, и не дадут много, когда расскажу, кто отец… Зато сын у Фана будет! Обязательно сын! И он отомстит за отца, если он не вернется! Да и у меня радость навсегда останется! Боже, как все-таки больно!»

— Так как? Понравилась тебе трофейная браслетка? – Фан двигался уже не так размашисто и рьяно, можно даже сказать, нежно.

— Да, спасибо, любимый! – пробормотала Лиена. Она подняла руку вверх и поглядела на искрящуюся синими звездами в свете люксцентовой лампы перламутровую полоску на запястье. Она поцеловала Фана в плечо. – Я никогда не буду ее снимать, ведь это твой подарок!

Она поднесла браслетку к лицу и дотронулась до нее губами. И вновь ощутила солоноватость крови. Своей? Из губы? Или… Да нет, быть того не может…

— А еще как-то мы жгли деревушку… - Фану хотелось еще столько всего рассказать! А она боялась его останавливать. Его и его истории. Больше всего ей сейчас хотелось заорать: «ПРЕКРАТИ! Прекрати, говорить, прекрати вспоминать! Прекрати! И еще: об одном прошу: оставь ЕЁ в покое!»

Но она молчала.

И терпела.