- Три миллиона жизней - это плата за независимость?! Голубчик, а вы в курсе, сколько мы, русские потеряли сто лет назад во время своей гражданской войны?! Вы ведь, кажется, у нас учились, в «Лумумбамбарии». Вам что, хочется разойтись полюбовно, как Чехия и Словакия? Так континентом ошиблись, дорогой мой. Поверьте, три миллиона ваших соотечественников, при этом в основном не вашей, а чужой народности – это очень хороший вариант. Нет, правда. И не подумайте, что я увеличиваю потери, потому что мне так нужны их души – солдат и так рождается для того, чтобы отправиться в ад. Десятилетием раньше, десятилетием позже – не имеет значения. А души безвинных жертв нам без надобности. Согласны? – окончив тираду, Борис откинулся на спинку кресла.
Чернокожий собеседник прекрасно понимал русский, но говорил плохо, поэтому буркнул себе под нос «Сагласын», внимательно посмотрел в лицо Борису черными собачьими глазами и расписался ниже подписи Бориса. Борис одобряюще похлопал его по плечу, сказал на прощание «Ваша душа в надежных руках. Вы сделали правильный выбор!» и проводил из кабинета. Секретарша сказала, что в приемной сидит новый потенциальный клиент, из Южной Кореи. Приехал на неделю раньше назначенного срока. Борис усмехнулся. Два клиента за день. Полномочный представитель дьявола на Земле по вопросам закупки душ в его лице был явно более востребован, чем директор маленькой фирмы, занимающейся перепродажей лекарств. Кореец оказался мутным типом, который хотел пропихнуть идею объединения обоих Корей под эгидой бессмертных идей чучхе. В обмен гость предлагал свою собственную душу и души нескольких тысяч, как он сам выразился, «истинных патриотов и добровольцев». Борису даже не понадобилось доставать «душемер», изобретение его бывшего партнера Глеба для того, чтобы понять – оплата клиента никак не соответствовала заказываемому желанию. Души фанатиков, а тем более коммунистов, в аду ценились крайне низко.
Корейца нужно было выпроводить, при этом так, чтобы он потом не вспомнил адрес фирмы, лицо Бориса и содержание беседы. В таких случаях Борис добрым словом вспоминал родной «Химфарм». Все-таки высшее образование приносило наглядную пользу. Борис сам дошел с гостем до проходной бывшего завода, где его фирма снимала офис, убедился, что «настоящий кофе по-арабски» подействовал, и вывел уже плохо соображавшего корейца в объятия большого города. Авось выберется, даром что прилично одет и не знает русского. То, что клиент приходит один, без сопровождающих, являлось обязательным условием встречи. Откуда клиенты знают об условии, Борис не представлял. Он вообще не имел понятия, откуда у него берутся клиенты. Рекламы он не давал, клиенты, судя по всему, тоже не афишировали свои сделки. По-видимому, у князя Тьмы хватало более мелких слуг, которые занимались «маркетингом и рекрутингом инферно». Он сам же был «не прислужником, но крупным деловым партнером». Так о себе всегда говорил Глеб. Глеб вообще любил создавать пафос и спецэффекты. От него остались шокирующие экзальтированных клиентов визитки с горящими на черной коже буквами «Полномочный представитель дьявола на Земле». Глеб утверждал, что кожа была настоящая, человеческая. Так ли это, Борис не знал, но вечное пламя на визитках было настоящим, от него при некоторой сноровке можно было прикурить.
Глеб был идиотом. Только идиот может, имея все, бросить все это ради жены и сына. Они погибли в авиакатастрофе. И тогда Глеб продал собственную душу, чтобы быть с ними вместе. По логике, они попали всей семьей в ад. Несомненно, Глеб надеялся неплохо там устроиться. Удалось ли это ему, Борис никогда у дьявола не спрашивал. Жены сейчас у Бориса не было, детей не могло быть от природы, а менять душу на продолжение рода он не хотел. Умершие родители были убежденными материалистами, отец даже был секретарем парткома, поэтому никаких шансов встретить их в загробном мире не было. После смерти каждый обретает то, во что он верил при жизни, если в специальном контракте не оговорена иная участь. Это простое правило работало безотказно. Борис верил в то, что, несмотря на свою работу, он после смерти просто перестанет существовать. Так было спокойнее и приятнее. Продавать душу он не хотел. Его устраивала роль посредника. Это было даже символично – Борис являлся посредником, перепродавая и лекарства, и души. С последнего бизнеса он имел возможность присовокупить к каждому контракту маленькое желание для себя. Хотя маленькими они были только в сравнении с желаниями его клиентов, которые норовили перекроить мир или хотя бы кардинально изменить в нем свое место. Борису для счастья хватало хорошей погоды в отпуске, непродолжительного романа с понравившейся женщиной, выгодного фармацевтического контракта и отсутствия претензий у налоговиков и бандитов.
* * *
Пробуждение как обычно сопровождалось небольшой болью в висках. Борис и его очередной собеседник сидели одни в небольшом ресторанном зале. С трех сторон вместо стен были гигантские витражные окна. С правой стороны – дубовая панель. С левой стороны светило необычайно яркое солнце.
– Умели ведь строить национал-социалисты! Это салон-ресторан дирижабля Гинденбург – пояснил собеседник – красиво разбился в своё время. Я тебе видеохронику катастрофы по электронной почте пришлю. Чтобы заценил! – и собеседник лучезарно улыбнулся. Они давно были с Борисом «на ты», и непринужденность в беседе была для них единственно подходящим вариантом. В отличие от «канонических источников», в реальности у собеседника не было ни копыт, ни рогов, ни хвоста. Вообще ничего демонического во внешности. Обыкновенный пятидесятилетний мужчина с пивным брюшком, залысинами, русыми бородкой, усами и бровями, скрытыми за массивными темными очками с золотой оправой. Когда дьявол снял очки, повесив их в разрез расстегнутой на волосатой груди несвежей рубашки, обнаружилось, что в этот раз оба глаза у него одного цвета, светло-серые. Борис подумал, что сейчас его собеседника точнее всего определило бы слово «фраер». Дьявол прочитал мысли, снова улыбнулся и пошутил – Мне можно. Я же не Бог!
Потом сделал более серьезное выражение, и сказал – Я люблю эпатаж во всех проявлениях. Даже в таких пасторальных. Без него было бы так скучно. А ты не Калигула и не Дракула. С тобой мне повезло! Слава Шефу, у тебя здоровая психика!
Шутка была старой, но Борис улыбнулся. Собеседник продолжил – Если тебе хочется смаковать кровищу и сладкий трупный запах, вспомни наш пикник на природе под Верденом. Мне сегодня – не хочется! А вообще, напомни мне, чтобы я тебя в следующий раз на Каталаунские поля отвел. Боря, там такие трюфели растут!
Они перекинулись парой фраз об официальном бизнесе Бориса и финансовом кризисе. Дьявол посоветовал слетать отдохнуть в Австралию, понырять у Большого Барьерного Рифа, пока тот еще сохранился. Затем налил в свою рюмку из запотевшего графина оранжевую жидкость, пояснил, что у него она стала морковным соком, а вообще может превратиться во все, что душе угодно. Борис остановился на водке и выпил не закусывая, потому что сладкая печенюшка из лежащего на столе пакетика не пожелала в руке ни во что трансформироваться. Дьявол покосился на нее, коротко бросил «бывает» и попросил пакет документов. Борис достал из чемодана все контракты, подписанные им за последние полтора месяца. Дьявол их быстро пролистал – Молодец, молодец! Одобряю. Все отлично, с удовольствием повысил бы тебя, да некуда – над тобой только я, да Шеф!
Шутка о повышение и фамильярное обращение «шеф» по отношению к Богу повторялись из года в год. После нее, но перед расставанием, обычно следовала шутка о предложении продать его собственную, Борисову, душу. Борис представил открывающиеся перспективы на вечную жизнь, содрогнулся и подумал о спасительном и благостном вечном небытии. Что же, jedem das seine, каждому свое, немцы очень уместно в свое время выразили эту мысль на воротах лагеря смерти. Себя он надежно застраховал и от рая, и от ада. Теперь следовало на прощание дежурно скаламбурить о душе в ответ, и Борис сказал – Босс, у нас в России умершего обычно называют «покойник». Знаешь почему? Ни о чем тебя не просил, теперь вот об одном прошу: оставь ее в покое…