Рваная Грелка
Конкурс
"Рваная Грелка"
18-й заход
или
Три миллиона оставленных в покое

Текущий этап: Подведение окончательных итогов
 

yangvin
№45229 "меч треглана"

 

Меч Треглана

 

— Три миллиона жизней – это плата за независимость?! Отвечай Малфар! - Седая как лунь старуха, одетая в черный рваный стихарь, переступила порог мраморного зала и, сделав несколько шагов, остановилась, опершись на клюку. На её длинных спутанных космах заплясали тени горящих вдоль круглых стен башни факелов. – Это цена свободы, которую ты посмел предложить?! Отвечай же, безумец!

— Да. Если рабы хотят свободы, они должны быть готовы за неё заплатить. Сколь бы велика не оказалась плата. - От стрельчатого окна отделилась высокая тень и вышла на свет. Скрестив на груди сильные руки, Малфар окинул взглядом позднюю гостью и кивком головы отогнал сопровождающую её стражу.

— Я не ждал тебя, Заха, - сказал он. – Убирайся. Участь норлихов решена.

— Будь на то моя воля, - зашипела старуха, - я не переступила бы через этот порог и под страхом смерти, Малфар. Ты жесток! Неужели гибель почти целого народа стоит веры в себя?!

— Ты смеешь лаять… - темные глаза хозяина башни сузились, и старуха увидела, как в гневе дрогнули его могучие плечи. – А стоит ли любовь родителя к своему чаду хоть один грош, если обречена на предательство?

— Ты знаешь ответ, Малфар. Стоит.

— Знаю. Я был терпим и справедлив. Я предложил выбор.

— Твоя цена безмерна, а ты – слишком всесилен, чтобы предлагать выбор! Отрекись от своих слов, Малфар! Отрекись пока не поздно. Усмири волей жажду власти сжигающую тебя, иначе, преступив порог, дороги назад не найдешь.

— Замолчи! Ты забываешься, старуха! Наследнику великого рода не пристало оглядываться назад! Жалкие серые мыши, питающиеся объедками со стола, возомнили себя достойными уважения? Захотели стать равными среди равных? Слово Малфара Великого, они поплатятся за это! Поплатятся!

— Опомнись! – сухая, в изломанных венах, рука Захарии взлетела вверх и затрясла в воздухе клюкой. – Твой стол и твой дом, твоя чаша – полнится их трудом. Норлихи трудолюбивый и честный народ, достойный уважения! Изгнанные из своих земель, они пробыли в рабстве у рода властителей триста лет, как того требовал древний закон Треглана. Они заслужили право объявить себя людьми, достойными бросить на вековом дереве, посаженном в саду Творца, свою ветвь! Не тебе рубить на корню саженец, высаженный в землю чужой рукой! Как бы ты не был велик, Малфар, не тебе!

— Проклятая ведьма, - затянутые в тугую кожу пальцы правителя сжали хрупкое запястье старухи и с силой встряхнули тщедушную фигуру. Высокая тень нависла над её гордо вскинутой головой и произнесла над ухом: – Я простил тебе любовь и приблизил к себе, Заха, – тебе оказалось мало. Ты забыла об осторожности, и я вижу: страх покинул тебя?! Напрасно. – Малфар с силой оттолкнул от себя женщину. – Убирайся! Убирайся восвояси, змея, пока я не выбил трухлявой клюкой твой единственный глаз и не вышвырнул вон, как паршивую собаку! Уходи!

— Я уйду. Я уйду, Малфар, как ушла тридцать лет назад, изгнанная из города твоим отцом. Уйду, помня о чудовище, которое вскормила, и о грехе. О ноше, что возложила на свою спину. Нет, тяжесть её не облегчит даже клюка. А дорогу вон, я найду и на ощупь. За своё слово, я когда-то лишилась одного глаза, готова лишиться и второго. Он не нужен мне, чтобы узреть сына, достойного своего отца! Расступитесь! – приказала старуха вставшей за её спиной страже и встряхнула рваный подол.

На лице Малфара заиграла довольная улыбка:

— На горе пророка Лавры выпал черный снег, – быть по-моему, Захария. Ждать ответа осталось три дня. Норлихи горды и предсказуемы, – быть по-моему!

Глядя на сгорбленную фигурку, замершую у дубовых, отделанных резной позолотой дверей, Малфар Великий разразился смехом. Правитель северных рек и земель взял из каменного держателя факел и, пройдя по залу, подошел к «изворотному» зеркалу. Рябь, взволновавшаяся было на зеркальной поверхности при его приближении, утихла, и глазам правителя открылась, наполнившая его сердце глубокими чувствами, картина:

Радужный луч, рассекающий надвое время, был послушен его рукам. Меч времени – Огненный Треглан, пронзающий сверкающим остриём прошлое и будущее лежал пред ним. Лезвие, наделенное силой, доселе неподвластной человеку, было послушно Малфару.

Малфар занес руку и рассек факелом воздух. Скоро. Совсем скоро меч времени будет принадлежать ему. Как будет принадлежать мир.

Когда смех Малфара, наконец, стих, он услышал скрипучий голос. Старая Заха, глядя исподлобья, трижды сплюнула под ноги и, перекрестившись, произнесла:

— Кровавая взятка, брошенная под ноги Огненному Треглану, не пройдет тебе даром. Ты возжелал власти приписанной богу, Малфар, и посмел предложить геенне огромную жертву. В жажде всевластия, ты воззвал к силе и был услышан.… Берегись! Геенне не удержать праведных душ вечно, а тебе – не избежать возмездия. Разменные медяки, возложенные тобой на глаза справедливости, обратятся в пыль! Попомни мои слова, Малфар. Попомни!

 

Много лет назад, как гласит предание народов северных, в основании горы пророка Лавра разверзлась огромная трещина. Столб адового пламени вырвался из огненной бездны и, устлав землю черными клубами, поглотил предложенную ему дань. Огненный Треглан, меч времени, возлегши в неверную руку, зацарил в мире, смешав прошлое с будущим, а истинное с ложным. Обратив само существование человеческое - в хаос, войну, и жажду наживы.

Так продолжалось многие века. До поры, пока последняя душа норлиха, как предсказала старая Заха, не вырвалась из пасти огненной пучины и не устремилась к небу.

Сила меча иссякла и тот, кто потерял право им владеть, устыдившись дела рук своих, пришел к бездне за покаянием.

— Я принёс тебе твой дар, бездна. Так возьми же его! Моя рука оказалась слаба и недостойна меча времени. Примешь ли ты его как примешь и меня? Одаришь ли забвением?

— Нет.

— Я готов предложить жертву большую, чем ты ждешь, бездна, - Малфар встал на колени и склонил плечи к земле. – Возьми мою жизнь.

Бездна рассмеялась.

— Тогда возьми то, что вправе взять только сам Господь Бог! – испуганно вскричал Малфар. – Возьми мою душу!

— Нет, хранитель дара моего. Я хочу получить то, что дороже твоей души, ибо ей не взлететь. Я хочу получить то, что помнит твое сердце.

— Но, бездна! То, что дороже моей души, давно принадлежит тебе!

— Нет. Я хочу получить душу…. проклятой тобой матери, Малфар. Ведь цена невелика, за то, что я подарю тебе смерть?

— Захарии?! Но, бездна, - взмолился Малфар. - Это не в моей власти!

— В Огненном Треглане хватит сил, а в тебе желания, чтоб низвергнуть её душу с небес.

— Но, чего стоит душа старухи для тьмы? Горсти придорожной пыли?!

— Она стоит тебе вечного скитания! Ну же, Малфар, ты был мне верным слугой! Исполни мою волю, а я - освобожу тебя!

Долго сидел, Малфар, у края бездны, поникнув головой к земле и держа чудо-меч на руках. Пока, наконец, не встал и, расправив плечи, не отбросил Огненный Треглан прочь.

Подняв облако пепла, меч скользнул по краю обожженной каменной осыпи и исчез в пылающей пучине.

— Не смей! – казалось, вокруг Малфара взвыла сама тьма. – Не смей, глупец! ОН - не простит тебя! Не простит!

— Пусть так. Пусть будет так.

 

До сих пор говорят, бродит по земле человек, имя которого забыто временем. День сменяет ночь, ночь сменяет день, а он бредет туда, где надеется, у края долгого пути, его ждет одетая в изношенный стихарь сгорбленная старуха. Опершись на клюку, она стоит у дороги и смотрит вперед, а её длинные седые космы треплет ветер. Он забыл кто она и забыл её имя, но его сердце хранит о ней память. А следом, полоща в дорожной пыли фалды плаща, шелестит тьма, и лижет огненным языком его босые пятки. Тот, кто окажется невольным спутником этого чудака, может услышать невнятное бормотание, вновь и вновь срывающееся с его уст: «Я готов, бездна, готов быть вечным странником. Об одном прошу: оставь её в покое…»