Elias
№45230 "Рок-звезда"

Капелька пота защекотала переносицу, и Лекс потряс головой, а затем провёл по лицу влажной ладонью. Жара грозилась выжать из него все соки – а ведь прожекторы ещё даже не заработали! Дерьмовая вентиляция. И клуб дерьмовый. Мелкий, грязный и душный, как притон наркоманов в аду. Лекс раздражённо дёрнул за струны – глухой звук из колонок заставил его поморщиться. Дерьмовая аппаратура. Дерьмовая акустика. Да возможно ли хоть шаг сделать, не вляпавшись в смрадную кучу?

Эми тихонько ругался, склонившись над процессором. Под мышками у него расплывались большие пятна. Бивер крутил барабанную палочку в одной руке, другой обмахивая себя и вытирая пот. Майк сидел на ступеньках с закрытыми глазами, и его голова медленно склонялась к груди. Всем тяжело, злорадно подумал Лекс. Все уже ненавидят это местечко.

– Раз, раз, – произнёс он в микрофон, хотя проверял его минуту назад.

Звукорежиссёр криво улыбнулась ему из-за пульта.

– Молодцы, ребята! Умеете подключаться.

Из-за этой кривой улыбки похвала превращалась почти в оскорбление. Лекс снова поморщился, словно услышал скабрезную шутку на светском рауте.

– Ох, женщина… – процедил он сквозь зубы, а микрофон весело разнёс его голос по всему помещению. Осознав свою оплошность, Лекс разозлился ещё больше. Позади него Бивер издал усталый смешок. Палочка выпала из его пальцев, а он даже не думал её поднимать.

Ухмылка не исчезла с лица звукорежиссёра, а вот злобы во взгляде прибавилось.

– Да, я женщина. И что?

– Ничего, – утомлённо бросил Лекс. – Люблю женщин.

Эми поймал его взгляд и пожал плечами.

– Держись, чувак, – шепнул он. – Этот концерт надо отыграть. Зато потом…

А что потом? Ночь в этом городишке, дикая пьянка, тяжёлое пробуждение… Мне надоело, пожаловался Лекс сам себе, сейчас я всё брошу и пойду спать. В какой-то миг он действительно готов был швырнуть инструмент и спрятаться в гримёрке, чтобы никто не трогал его хотя бы часок… Но слабость прошла, и Лекс ещё крепче вцепился в гитару, как в последнюю надежду выжить на этом шоу. Гитара в руках, следовательно, он существует.

– Ну что, чекаемся? – спросил Эми, настроив наконец процессор. Медиатор выскользнул из мокрых пальцев Лекса, и тот судорожно вздохнул. Эхо усиленного микрофоном вздоха разнеслось по клубу, а Лекс ощутил, как последние остатки самообладания утекают прочь, обнажая голые нервы.

– Чекаемся, – с наигранным весельем произнёс он, достав из кармана новый медиатор. – Майки, ау! Саундчек.

Майк заморгал и заозирался, недоумевая, где это он очутился. Через пару секунд пришло понимание, и лицо Майка расплылось в ленивой улыбке.

– Ребята, вы не поверите, мне такое только что приснилось…

– Саундчек, Майки, – повторил Лекс и, словно в доказательство, ударил по струнам, заставив динамики горестно взвыть. – Саундчек.

– Здорово, чуваки! – радостно выкрикнул Эми, заходя в гримёрку. Трое мрачных парней повернули к нему головы. – А вы что, с нами играете, да? Клёво!

Парни переглянулись и снова обернулись на Эми. Их взгляды были пустыми, а лица – мёртвыми, словно годы наркотической зависимости выжгли мозг и стёрли все эмоции. В том, что перед ним – заядлые наркоши, Эми не сомневался. Сомневался он лишь в том, что перед ним действительно музыканты, а не забредшие случайно бомжи.

– Митя, – представился Эми и протянул руку. – Можете называть… – пустые глаза тупо смотрели на него, и никто из наркоманов не дёрнулся даже, чтобы поздороваться. – Ладно, неважно. Мы там уже почекались, можете идти настраиваться. Удачи!

Парни поднялись и медленно, чуть покачиваясь, вышли за дверь. Эми сочувственно глянул им вслед. Наверняка местные. И наверняка уже под кайфом. Уронив своё измученное тело на диван, Эми взял бас-гитару и принялся наигрывать простенький мотив. Пружины дивана громко скрипели, и Эми стал слегка раскачиваться, чтобы скрип совпадал с ритмом его мелодии. На пару минут нехорошие мысли покинули его.

За дверью возникла возня, и через секунду в гримёрку ввалились Бивер с Лексом. В руках у Лекса было пиво, а у Бивера – какая-то загадочная бутылка, на этикетке которой Эми разглядел три семёрки. Эти три семёрки и взволновали его.

– Слышь, Бивер, а тебе не это… Слишком не будет?

– Ты лучше побойся, что мне будет НЕ слишком, – отозвался барабанщик. Он уже нетвёрдо стоял на ногах. Его голос стал жалобным: – Господи, ты это слышал? Ты слышал? Эми, я в шоке!

– А кто тут не в шоке! – вмешался Лекс. Пиво добавило ему хорошего настроения. Теперь он даже улыбался. – А жара на сцене, ёёё…

– Чуваки, крепитесь! – Эми отложил гитару и встал. – Боря, ты хочешь свалиться под установку? Ты что делаешь, урод?

– Я убиваю себя, – Бивер сделал глоток. – И если у тебя есть идея получше, Эми, дружище, то выкладывай, не стесняйся!

– Лёха, скажи ему! – сменил Эми тактику.

Лекс плюхнулся на диван, отбросил пустую бутылку и достал из рюкзака полную.

– Бивер, харе бухать! – не слишком убедительно рявкнул он, пока пена из бутылки заливала руки, диван и ковёр.

– Бухать – это круто! Никогда не перестану! – Бивер присел рядом с Лексом и самодовольно посмотрел на басиста. – Ты бы присоединялся лучше.

Эми не нашёл, что ответить, и беспомощно переводил взгляд с одного музыканта на другого. Лекс, судя по напряжённой улыбке и блуждающему взгляду, снова задумался о чём-то плохом. Борис, судя по мутным глазам и почти пустой бутылке, уже почти потерял способность задумываться.

– Как там народ, подтягивается? – спросил Эми. Бивер важно закивал. – И как их там, много?

– Выгляни да посмотри, – пожал плечами барабанщик.

Одна из дверей гримёрки вела прямо на сцену. Эми лишь высунул голову, чтобы не мешать музыкантам подключаться. Те, впрочем, подключаться и не думали. Один из них стоял у самого края сцены, воздев руки, как обдолбанный пророк. Двое других стояли стояли возле мониторов на коленях. Эми тихо засмеялся – кому они там поклоняются? Богу сочного звука?

Потом он глянул в зал, и смех его прекратился. Зрители уже были здесь, человек пятьдесят, и все они стояли на коленях, склонив головы так низко, что виднелись только волосатые макушки. Время для них словно застыло. Ни один не шелохнулся, даже парень с воздетыми руками мастерски изображал статую. Эми уловил шёпот, такой слаженный, что тяжело было сказать – то ли множество людей шепчет в унисон, то ли один человек шепчет сразу десятками ртов. Басисту стало не по себе.

– Чуваки! – сдавленно позвал он. – Сюда, скорее! Смотрите! Бивер, и ты тоже!

– Что за хрень… – пробормотал Лекс, высунув голову за дверь. – Они что, молятся?

– Это какая-то секта, – догадался Эми. Бивер сделал страшные глаза:

– Неужели эзотри… блин… эзо-те-рический орден Дагона пустил сюда свои щупальца?

– М-да… – задумался Эми. – Забавный нам концерт предстоит.

– Концерт? – вмешался Лекс. – Какой концерт? Выступать перед этими? Вы с ума…

– Кон-церт, – произнёс басист с нажимом. – У нас сегодня концерт, и мы его играем.

– Перед этими?

– Перед этими или перед теми, но мы будем играть. Чувак, очнись! Мы постоянно играем перед пьяным быдлом, которое тянет провода со сцены! Думаешь, эти хуже?

– Да ты посмотри на них…

– Люди молятся! Не бьют друг другу рожи, не катаются по полу – просто молятся!

– Кому они здесь, на хрен, могут молиться?

– Великому Ктулху, конечно! – не унимался Бивер. Эми закатил глаза:

– Великий Ктулху, или кто-нибудь там, услышьте мою молитву! Если бухой Борис запорет нам концерт, пусть зрители отымеют его в зад, каждый по очереди.

Они отошли от двери, и Эми крепко захлопнул её, чтобы странный шёпот, который будто делался всё громче, не проникал в гримёрку. Бивер упал на диван, пустая бутылка портвейна со звоном покатилась по бетонному полу. Лекс с обиженным видом закурил. Эми вдруг понял, что ему очень не хватает разумных людей. Точнее, одного разумного человека.

– А где Майки? – спросил он. Бивер с Лексом одновременно пожали плечами.

– Тоже пошёл за пивом, вроде, – сказал Лекс. – А может, за чем покрепче. Кто знает, как он проценил обстановку…

К выходу из клуба вёл длинный тёмный коридор, вызывавший у Майка клаустрофобию. Ему казалось, что он попал в тоннель, и вот-вот раздастся протяжный гул, сулящий нехорошие перемены в жизни. Ему чудилось, что он в пещере, выход из которой сейчас завалит камнями. Представлялось, что он в пищеводе у чудовища, и стены вокруг оживают, пульсируют и сжимаются, проталкивая его вперёд и вперёд…

«Говнюки, – подумал Майк. – Не могли освещение устроить».

Выход из клуба оказался выходом из клуба, и здоровый хмурый охранник сидел за столом у двери, пожирая чипсы. Рядом с ним торчал маленький человечек с двухдневной щетиной на впавших щеках. Человечек, размахивая руками, что-то рассказывал охраннику. Здоровяк скучал, и Майк его прекрасно понимал. Потому что он узнал человечка.

А через секунду человечек узнал Майка.

– Миша! – вскричал он, и Майк обречённо вздохнул.

– Привет, Юра.

– Ну, вот и я наконец смог выбраться, – Юра взял Майка под руку и повёл обратно в туннель-пещеру-пищевод. Майк даже не сопротивлялся. Юра ещё вчера сломил его волю бесконечной и бессмысленной болтовнёй. Он говорил и говорил, он повторял одно и то же, и от него было не избавиться – он вылезал из каждой щели, возникал за каждой дверью. А ещё он организовывал этот паршивый концерт, и потому Майк никак не мог найти повода, чтобы сказать Юре «прощай» раз и навсегда.

– …тут этот мужик выскакивает из машины и на меня такой начинает бочки катить, – рассказывал Юра. – А я спокойно так достаю телефончик, набираю нужный номерок, и через пару минут…

«Как только он с нами рассчитается, – думал Майк, – как только мы получим деньги, я пошлю его так далеко, что он туда за всю жизнь не доберётся. Козёл».

– …больше жизни, ребята, больше агрессии, что ли, – говорил Юра, когда они выходили из коридора. – Акустика здесь хреновая, если честно…

– Мягко говоря, – сказал Майк. – Если бы хоть стены обклеили…

– Но музыка тут не главное, понимаешь? Здесь… всё по-другому. Другие правила, другие законы, не знаю, как объяснить. Сами поймёте, когда выступать будете. О, ты смотри-ка, почти все собрались! Подожди полчасика, дай им время, и выходи на сцену. Накормите их досыта. Вы ведь умеете, а? Знаю, что умеете.

– Что это? – прошептал Майк, заходя в зал. Десятки коленопреклонённых согнулись перед сценой, где возвышался некто… или нечто в чёрных одеждах. Зловещий шёпот заполз Майку в уши, как стая хищных насекомых. – Что они делают?

– Это начало концерта, – Юра благоговейно уставился на фигуру в чёрном. – Это суть всего, если ты понимаешь… Но ты не понимаешь. Неважно. Вы просто играйте, ребята, и больше ни о чём не беспокойтесь.

– Кто это там, на сцене?

– Он величайший, – теперь Юра молитвенно сложил руки. – Величайший из великих музыкантов, он звезда, он идол, он… Он бог. Да, он бог, если кого и следует называть богом, так это его. Поначалу мы постигали бытие через его музыку. Затем мы постигали бытие через его движения. Теперь мы постигаем бытие через его присутствие. Здесь – его храм, а мы паломники в нём. Мы молимся, и он принимает наши молитвы. Мы просим лишь об одном…

Майк фыркнул, хотя сейчас ему было не до фырканья. Юра вцепился в его плечо хваткой терминатора, а шёпот всё расползался, становился всё громче, страшно раздражая… Нет, не раздражая – настораживая. Пугая.

– А чего ты требуешь от музыки? Зачем питаешься ею, что влечёт тебя? – манера речи Юры изменилась, менялся и его голос, вливаясь в носящийся по залу шёпот. – Эмоции, страсти, переживания… Сама жизнь! Вот что нам нужно – жизнь в её лучшем проявлении. И если ради этого он требует отказаться от некой абстракции… от того, чего и не существует вовсе…

– Нам надо готовиться, – Майк дёрнул руку, и Юра наконец отпустил его. Музыкант попятился к гримёрке, потирая плечо. Происходящее ему совсем не нравилось, и он попытался успокоить себя. Что им этот концерт? Что им эти сорок минут на сцене перед кучкой фанатиков? Господи, это всего лишь мелкий клуб, о котором никто не знает. Это выступление, о котором никто не вспомнит уже на следующий день. Беспокоиться? Да чего ради!

На его глазах Юра склонил голову и рухнул на колени, что-то бормоча себе под нос.

Реальность виделась Биверу мутным, дрожащим потоком, в котором ничто не стояло на месте, всё дёргалось, двигалось и мельтешило, раздражая и вызывая рвоту.

«Я блевану, – подумал Бивер. – Нет, нет, я… Да, я всё-таки блевану».

До туалета было слишком далеко ползти, и Бивер, свесив голову с дивана, исторг из себя жидкость с запахом спирта и желчи. «Извините, ребята», – пробормотал он, смутно понимая, что, кроме него, в комнате есть кто-то ещё. Мир перестал прыгать перед глазами, и Бивер даже сфокусировал взгляд на чьём-то ботинке, когда вдруг ощутил такую слабость, что почёл за лучшее отключиться.

В себя он пришёл, лёжа на полу. Момент падения ускользнул из памяти, если вообще там присутствовал. Бивер приподнялся на локтях и с радостью осознал, что его почти не мутит. Это было сказочное, почти забытое ощущение, которое не портила даже головная боль. Сколько же он провалялся – час? Больше?

Со сцены слышались глухие противные звуки. Казалось, что перегруженную бас-колонку засунули в железную бочку. Бивер поморщился. Плохой звук неизменно портил ему настроение.

– Бобёр, дурило, – рявкнул кто-то рядом с ним. – Вставай! Ты способен?

– Способен на что? – вяло отозвался Бивер. – Выпить ещё? Вряд ли. Хотя…

– Клоун! – взорвался голос у его уха. – Запори нам хоть одну песню, на кол посажу!

– А? Где? – залепетал Борис. – Мы ведь ещё не…

– Мы ведь уже да, придурок. Мне тебя что, тащить на сцену?

– Я сам… – Бивер поднялся, и новый прилив желчи лизнул его горло. Боль в голове усилилась, распирая изнутри стенки черепа. Бивер вытянул из-за пояса палочки, и они привычно влились в его ладони.

Хоть что-то хорошее есть в этой жизни.

– Дверь там, – Эми подтолкнул его, и Борис вывалился на сцену под палящие лучи прожекторов. Белая вспышка напротив ослепила его. Бивер вытянул руки, пытаясь на ощупь отыскать установку.

– Кто тут светом занимается? – прохрипел он. – Скажите, чтобы вырубил.

– Не гони, – отозвался Эми.

– Найдите светомеханика! – взвился Бивер. – Я собственных рук не вижу!

– Добрый вечер всем! – заорал Лекс в микрофон. – С вами группа Дисжекта Мембра!

Обычно после этих слов в зале поднимался рёв и свист, но сейчас Бивер слышал лишь гудение колонок. Похоже, Лекс смутился.

– Эй, подойдите ближе! – прокричал он. – Мы вас не видим!

– Мы вообще ни хрена не видим, – пробормотал Бивер, хотя его глаз уже начал привыкать. Установка занимала чуть ли не треть крошечной сцены – странно, что он сразу её не заметил. Усевшись на стул, Борис сразу почувствовал себя лучше. Нацепив наушники, он повертел палочки в руках.

– Я ударник, – прошептал он. – Ударники не блюют на установку. Они по ней колотят.

– Ребята, нам свет бьёт прямо в глаза! – распинался Лекс. – И мы не видим дальше двух метров! Знаете, не слишком приятное ощущение – как будто играешь в пустом зале. Чуть ближе, ну! Да, вот так, вот… так…

В зале послышались шорохи, и голос Лекса стал тихим и неуверенным. Кто-то снова зашептал, и десятки голосов подхватили шёпот. Это не они пришли на наш концерт, понял вдруг Бивер. Это нас заманили на их непонятную церемонию. Это не мы музыканты, а они. Это не нам будут платить, это мы…

– Поехали! – нервно выкрикнул Лекс, и Бивер с облегчением ударил по пластику и железу. Звук надёжно укрыл его от витающей в воздухе угрозы. Бьющий в глаза свет спрятал зал. Наушники совсем не музыкально рычали, но Биверу был плевать. Гитара заглушила вокал, бас заглушил гитару, а затем всё смешалось в дикой какофонии. Но Бивер стучал. Ему показалось, что он сбился с ритма, но пьяные руки уже жили собственной жизнью, а пьяный мозг отключился. Шёпот, шёпот шелестел в наушниках, шёпот, а не музыка, проникал в его сознание, а руки Бивера мелькали всё быстрее, и темп нарастал. Он уже не слышал себя, он беспорядочно колотил вокруг. Рвался пластик, тряслись тарелки, и отвратительный шёпот затекал в его уши. Вот одна палочка сломалась. Вот вторая вылетела из пальцев. Бивер сорвал наушники и вскочил, тяжело дыша и оглядываясь.

Никого. На сцене никого. Он один в пронзительных лучах, слепой и глухой, пьяный и безумный. Микрофон валяется на сцене, гитара Майка запуталась в проводах, колонки пищат. Шёпот прекратился, но из зала слышен какой-то шум.

Из зала слышны стоны. Из зала слышны крики. Какая-то густая масса в зале мечется, дёргается, ходит вверх-вниз, отращивает конечности и тут же их лишается. Борис заморгал. Он узнал чудовище, пожравшее зрителей. Он уже встречался с ним, хотя тогда оно не было столь агрессивным.

Имя чудовищу – бешеная толпа. Оно поглотило Лекса, Эми и Майка, а теперь тянуло руки к нему.

Бивер бросился к гримёрке, но чудовище уже выползло на сцену, сотни рук вцепились в его волосы, одежду, кожу, сотни рук тянули его в разные стороны, пытаясь порвать на части. Бивер отбивался, но монстр подминал его под себя. С треском порвалась футболка. Чьи-то острые ногти пропахали щёку ударника. Бивер вклинился в толпу, размахивая половинкой палочки. Если получится, он пройдёт сквозь эту людскую массу до конца.

– Какого хрена?! – закричал он, но получить ответ ему было не суждено.

Первым попался Лекс. Эми обернулся на Бивера, который начал терять ритм, когда вокальная партия прервалась вдруг на полуслове. Басист повернулся к Лексу, но тот уже исчез.

А затем длинные руки из толпы дёрнули Майка за ноги. Взвизгнула гитара, и Майк ухнул со сцены, ударившись спиной об острый угол. Позади Бивер наращивал темп. Пальцы Эми на автомате дёргали струны, пытаясь подстроить бас под обезумевшие барабаны, а толпа тем временем тянулась к нему из зала, и шёпот её заглушал рёв колонок. Чья-то рука вцепилась в его штанину, и Эми с отвращением наступил на бледную кисть, как на огромного таракана. Под ногой хрустнуло.

– Пошли отсюда! – в панике завопил Эми. Ещё четыре руки ухватили его за ногу, и он ощутил, что теряет равновесие. – Нет, нет, НЕТ!

Перехватив гриф гитары обеими руками, он обрушил её на роющиеся внизу тела. Нога освободилась, и Эми двинул к гримёрке, по дороге отдавив ещё чью-то руку. Борис выстукивал невообразимый, демонический ритм, не замечая внезапных перемен. Спасать его было слишком поздно. Эми захлопнул дверь.

И в тот же миг кто-то отворил вторую дверь, ведущую к лестнице. С гитарой наперевес Эми побежал вперёд. Из-за угла возник бледный парень с пустыми глазами, за ним стояли ещё трое. Такие же бледные лица, такие же пустые глаза. Здесь все одинаковы, понял Эми. Все как один, и действуют они как один. По губам и подбородку у них размазалось что-то красное, будто парни жадно ели смородину. Эми глупо захихикал. Смородина? Так вот в чём дело – ребята просто объелись смородины!

Теперь распахнулась и дверь на сцену. Его окружили, и медлить было нельзя. Эми снова поднял гитару.

– Пошли на хрен! – заорал он, и деревянный корпус врезался в лицо стоящего перед ним сектанта. Раздался хлюпающий звук, словно огромный жирный кусок мяса уронили на пол. Парень тихо упал на колени, уткнувшись головой в стенку. Эми зарыдал.

– Назад! – гитара опустилась ещё на чью-то голову. Лопнула струна, обдирая пальцы до костей. Ещё один удар – и гриф треснул. Эми стукнул гитару о колено, чтобы окончательно отломать гриф от деки. Теперь у него в руках были щит и меч. Пригнувшись, Эми закрыл корпусом лицо и шею, а грифом раздавал удары направо и налево. Блестящие колки обагрились. Мягкие тела гадко продавливались под ногами.

Ему казалось, что бойня длилась несколько часов, хотя прошло едва ли десять минут. Люди наступали сзади, люди наступали спереди, и Эми еле успевал отрывать от себя руки. Кто-то из недобитых зубами вцепился ему в ногу. Кто-то душил его, кто-то рвал на нём одежду. А затем…

…Затем под ногами вдруг оказалась пустота. Эми кувыркнулся по лестнице, прихватив за собой из толпы чьё-то тело. Басист взвыл, ударившись копчиком, тело тоже взвыло и матюгнулось. Вдвоём они выкатились к длинному коридору. Дека осталась где-то на ступеньках, гриф же Эми крепко сжимал в руке.

– Эми, – прохрипело тело. – Встань с меня, ублюдок.

– Бивер! – Эми вскочил слишком резво, и спину прострелило болью. – Бежим!

– Дружище, не оставляй меня! – Бивер обнял его за ноги. – Вытащи меня, пожалуйста!

– Какого… Отпусти меня, идиот! – завопил Эми. – Вставай и беги! Хрена ты хочешь!

Толпа медленно спускалась по ступенькам, бледные окровавленные пустоглазые зомби. Бивер обнял его ещё крепче.

– Я… кажется, ногу сломал. Помоги, вынеси отсюда. Чёрт, они мне сосок оторвали…

– Отпусти! – Эми попытался вырваться, но Бивер вцепился намертво. Басист зарычал. С глухим стуком гриф расшиб Борису голову. Тот всхлипнул, руки его опустились на пол. Митя бросился по коридору, стискивая зубы всякий раз, как больной копчик давал о себе знать.

– Эми! – раздался позади крик. А может, это был крик его воображения. Кто знает.

Коридор казался ему бесконечным. Устав бежать, он пошёл быстрым шагом, держась за спину. Толпа отстала, никто уже не дышал ему в спину. Выход был так близко, так близко, что достаточно сделать один шаг… и ещё один… и ещё…

Тёмная фигура то ли выросла перед ним из-под земли, то ли спрыгнула к нему с потолка. А может, просто материализовалась из ниоткуда. Мите плевать было на эти тонкости. Он угрожающе поднял гриф, рассудив, что если человек умный – сам уйдёт с пути. Если тупой – значит, и поделом ему.

– Браво, Митя, – человек тихонько поаплодировал. – Это был настоящий рок-н-ролл.

– Свали, – прошипел Эми.

– Свалю, если захочешь, – человек усмехнулся. – И ты свалишь, если захочешь. Но неужели тебе неинтересно, кто я? Посмотри внимательнее.

– Ты хренов наркоман, – Эми узнал его. – Шизик с поднятыми руками. Хиппи. И что?

Незнакомец покачал головой.

– Ты невнимательно смотришь. Смотри глубже, давай… Ты ведь можешь…

Хватит разговоров. Митя занёс гриф над головой, целя наркоману в нос. Наркоман усмехнулся шире…

И тогда Эми увидел.

– Господи! – выдохнул он. Потрескавшийся гриф выпал из его рук. – Господи!

– Да, это я, – отозвался Он. – Я рок-звезда. Я воплощение этой музыки. А ты сегодня доказал, что можешь быть моим верным адептом.

– Господи!

– Агрессия, гнев, ярость – не это ли ярчайшие моменты жизни? Все мы живём ради этого, не так ли? Разве нас не объединяет любовь к музыке? Признайся, ты ведь давно хотел разбить гитару о чью-нибудь рожу.

– Господи! Боже!

– Встань на колени, Митя, и будь моим верным адептом. Обычно я требую, чтобы адепты отдавали мне свои души… – Он потянул воздух. Откуда-то из глубины бесконечного коридора раздался страшный вопль Бивера. – …Но ты и так отдал мне её сегодня. А значит, ты мой.

Крик повторился. Эми с трудом отвёл взгляд от божественного лика.

– Что происходит? Что они делают с ним?

– Не беспокойся о нём. Я исполняю все молитвы моих адептов. А они молятся об одном. О крови. О смерти. О насилии.

Бивер пронзительно кричал, невидимый во тьме коридора. Эми снова повернулся к Нему, чтобы узреть саму жизнь. Жизнь ощущалась в Его взгляде, в Его мудрой улыбке, жизнь ощущалась в самом Его присутствии. Жизнь в прекраснейшем своём проявлении. Жизнь в смерти.

– Встань на колени, – повторил Он, и Эми рухнул перед Ним, захлёстываемый волной счастья. Криков слышно не было, потому что их заглушила музыка. Страшная, безумная, прекрасная музыка, играющая в его голове.

Склонив голову, Эми зашептал молитву.