Рваная Грелка
Конкурс
"Рваная Грелка"
18-й заход
или
Три миллиона оставленных в покое

Текущий этап: Подведение окончательных итогов
 

№45254 "Я хочу летать"

Снят координатором. Основание: Не заполнен бюллетень

Я ХОЧУ ЛЕТАТЬ

 

 

Недалекое будущее…

 

— Три миллиона жизней – это плата за независимость?! – голос говорившего слышался отчетливо и очень звучно. Он будто бы звучал поверх гула проезжающих мимо машин, давящего на барабанные перепонки работающего неподалеку отбойного молотка, всех остальных шумов, коими в час пик наполнен каждый обычный крупный город.

— Независимость? – Переспросила девушка, понемногу приходя в себя. Она посмотрела на собеседника огромными удивленно-непонимающими глазами, в которых теперь светилась откровенная растерянность. – Плата? Какая плата?

Собеседник молчал.

— А что у нас есть сейчас? Скажи мне, пожалуйста. Мы дышим этой независимостью, мы бросаемся в нее с головой и тонем, даже не осознавая, что тем самым губим себя. Мы стали независимы ото всех. Даже от самих себя. – Ее голос наполнился неподдельной горечью.

— Вы так долго и яростно боролись за нее, - парировал голос, - что же случилось теперь?

В ответ подбородок девушки предательски дрогнул, она попыталась что-то сказать, однако из горла вырвалось лишь сдерживаемое рыдание. В следующее мгновение по ее щекам пролегли две мокрые дорожки.

 

Часом раньше.

 

Он приметил ее уже давно. Одинокая маленькая фигурка, бесцельно бредущая по городским улицам. Странно, она ему чем-то сразу запала в душу. Разумеется, никакой души у него не было. Но многие годы, проведенные среди людей, не прошли даром. Некоторые привычки, высказывания, даже образ жизни – глубоко проникли в него, став неотъемлемой частью некогда непреклонного и гордого образа. Что же - непреклонность смягчилась, гордость пообтрепалась. Но как бы то ни было, а опыт оставался при нем. Девушку то вычислил сразу и, как ему виделось, безошибочно.

Ей было плохо, очень плохо. Для этого даже не надо было обладать специальными навыками и умениями – просто повнимательнее вглядеться в ее лицо. Осунувшееся, бледное, с запавшими глазами, полными такой глубокой тоски, что по спине пробегали мурашки.

“Она уже не жилец”, - отчего-то подумал он и пустился следом. Его не замечали. Впрочем, как и ее. Людская река жила по своим законам – нельзя останавливаться, нельзя оборачиваться и смотреть по сторонам. Иначе будет затор, и река выйдет из своих берегов, затопив близлежащую проезжую часть, где течет собственная река, куда как более опасная и злая.

Люди спешили, у каждого свои заботы и проблемы, и им не было абсолютно никакого дела до маленькой девушку, тихо ступавшей по разогретой полуденным солнцем мостовой.

Вот она замерла, осмотрелась и уверенно направилась в сторону большой прозрачной витрины, венчающей фасад детского магазина. Прижалась к стеклу ладошками, замерла. Там, среди ярких, самых разнообразных игрушек, она смотрела на маленький неброский домик с небольшим двориком и резным деревянным забором. Во дворе уютно расположился мангал и возле него фигурка мужчины, занятого приготовлением шашлыков. Рядом виднелся уже накрытый столик и возле него пара играющих ребятишек. Из домика, неся в руках какую-то посуду, выходила женщина.

Было абсолютно понятно, что девушка не в первый раз рассматривает этот набор. “Счастливая семья на пикнике” – гласила надпись на ценнике. Легкая снисходительная улыбка коснулась его губ. - “Какие глупости, кому это надо?”

Однако девушка не отрывалась от витрины, замерев взглядом в одной точке. Ее лицо на несколько мгновений порозовело и оттаяло, из глаз пропала тоска. Не совсем, но она, будто перестала быть такой концентрированной и глубокой. Уголки губ дрогнули и еле заметно приподнялись – то была не улыбка, а лишь ее бледная тень, но от внимания наблюдающего не ускользнула и она.

Он начал догадываться о причинах, вызвавших столь глубокую апатию, но скороспелых выводов делать все равно не торопился, предполагая, что времени для более подробного анализа еще предостаточно.

Она глубоко вздохнула, и ее лицо вновь утратило легкий налет счастья, враз превратившись в печальную отрешенную маску. Мимо прошел какой-то мужчина в хорошем дорогом костюме, чуть не налетел на зазевавшуюся у витрины девчонку.

— Глаза что ли дома оставила? – зло выплюнул он, взглянув на часы и еще прибавив шаг.

Наблюдающий проводил торопыгу взглядом, покачал головой.

“Придется отчитываться перед начальством”, - подумал он и хлопнул в ладоши, - “ну и хрен с ним, не велик проступок”.

В нескольких шагах дальше по улице, мужчина в дорогом костюме то и дело посматривающий на часы, внезапно обо что-то споткнулся и, всплеснув руками, неловко растянулся на выложенном брусчаткой тротуаре. Кто-то споткнулся об него, кто-то процедил витиеватое ругательства, но никто не подал руки, не помог подняться. Наблюдающий хмыкнул, перевел взгляд на девушку. Той рядом уже не было. Он поднялся над людской рекой и почти сразу обнаружил пропажу. Оказалось, что малышка просто-напросто направилась дальше.

“Вот и хорошо, а то бы еще побежала помогать тому засранцу”. – Между тем, девушка продолжала медленно удаляться, однако он не опасался потерять ее из виду, более не отвлекаясь по пустякам.

Они еще какое-то время бродили по городу. Вернее, бродила она, он же незримо следовал за ней по пятам, пытаясь понять ход ее мыслей. Несмотря на явно подавленное состояние девушки, он не смог сделать однозначного вывода о том, что же с ней происходит.

Сколько ей было лет? На вид примерно пятнадцать-шестнадцать. Хорошо одетая, аккуратная. Наверняка из хорошей семьи. Неужели все из-за игрушки – не самой дорогой и далеко не самой красивой? Странно. Ну да чего в жизни не бывает…

Чем дальше, тем больше девушка погружалась в себя. Теперь она уже вовсе не смотрела по сторонам, отрешенно уставившись перед собой невидящим взглядом. Иногда ее толкали, что-то недовольно ворчали в спину, но она не обращала на все это внимания, будто перенесшись в иной мир, по рассеянности оставив свое тело в этом.

Вскоре они вышли к мосту – большому и красивому. Его открыли совсем недавно и кое-где еще валялись остатки разноцветных флажков и ленточек, по недосмотру оставленных коммунальными службами. Отсюда открывался захватывающий вид на город, раскинувшийся внизу. Неспроста тут установили две застекленные смотровые площадки со скамейками. Это место в скором времени должно было стать крайне популярным среди романтически настроенных парочек и семей с малыми детьми. Вот только девушка направилась вовсе не к смотровой площадке. Она подошла к балюстраде, собранной из удивительно красивых литых балясин. Их замысловатые узоры напоминали собой диковинные цветы. Однако девушка даже не взглянула на них, в задумчивости облокотившись о перила.

Дальнейшему он даже не удивился. Малышка провела ладонью по металлу, закрыла глаза. Дыхание ее стало быстрым и поверхностным. Несколько мгновений растянулись долгим тягостным ожиданием, за время которого наблюдающий успел заметить, как руки девушки начинают мелко дрожать. А потом она, широко распахнув глаза, одним плавным движением перемахнула через балюстраду и замерла на узком каменном парапете, отведя руки назад, все еще продолжая отчаянно цепляться за перила.

Он решил, что оставаться сторонним наблюдателем и далее – чревато необратимой потерей объекта, чего допустить было очень не желательно. А потому, совершив быстрый вираж, он завис перед девушкой и материализовался, став видимым, но только для нее.

— Привет, малышка, - как можно более спокойным и располагающим тоном проговорил он, надеясь, что его внезапное появление не произведет эффекта разорвавшейся гранаты, и попытка суицида не завершится удачей раньше времени.

В ответ он увидел лишь еще более расширенные глаза, хотя, вроде бы дальше и некуда. Но разжимать рук девушка пока не собиралась, что не могло не радовать.

— Меня зовут Тар’Хассин. Ты можешь уделить мне буквально несколько минут для разговора? – не меняя интонации, продолжал наблюдающий.

Девушка, казалось, перестала дышать и готовилась вот-вот потерять сознание.

— Ты меня можешь звать Тар, - пытаясь окончательно не потерять собеседницу, выпалил незнакомец и подплыл почти вплотную.

— Ты… кто? – Еле слышно пролепетала девушка. – Ты, ангел?

Тар’Хассин даже задумался.

— А почему бы и нет. Да, для тебя я ангел. Держись, пожалуйста, покрепче. А то будет очень жалко, если мир лишится такой красавицы.

В следующее мгновение девушка преобразилась. Глаза ее сверкнули, щеки запылали. Она вся напряглась и стала похожа на дикую кошку, изготовившуюся к прыжку. Тар’Хассин даже отшатнулся, с опозданием сообразив, что опасаться ему, в сущности, нечего.

— Будет жаль? – слова девушки были пронизаны с неподдельными нотками презрения. – Миру жаль потерять меня?

— Да. А что тебя так удивляет? – ошарашено спросил Тар.

Ее губы сложились в горькую усмешку.

— А что такое этот твой мир? Все, что вокруг нас – это он и есть?

Тар’Хассин с готовностью кивнул.

— Разумеется. Я вообще имел в виду людей…

Девушка даже не дала ему закончить начатую фразу, прервав злым смешком.

— Люди, которые только и стараются, что столкнуть друг друга поближе к краю. Которые с готовностью отвернутся, оказавшись рядом с оступившимся на узком мосту. Этим людям будет жаль?

— Стоп, минутку, - попытался вставить слово Тар’Хассин, однако девушка не собиралась его слушать.

— Или другие люди? Которые за собственными заботами не видят больше ничего вокруг. Которые спрятались в коконы повседневности и не желают их покидать. А что самое страшное – и тех и других такая жизнь устраивает. Ты оглянись вокруг. – Ее голос взвился почти до крика. – Здесь нет людей. Только бездушные машины, роботы, запрограммированные на выполнение конкретных задач. Но вот любить и радоваться они разучились.

Тар’Хассин слушал, не смея перебить словоизлияния маленькой бунтарки.

— А я не такая. Ты понимаешь? Я глупая и хочу, чтобы родители уделяли мне внимание, а не отделывались парой дежурных слов и убегали по делам. Их деньги и подарки не могут заменить простого человеческого тепла. Хочу, чтобы друзья не превращались в зомби подобных существ, нацеленных лишь на будущую карьеру и место под бизнес солнцем. Разве я хочу многого?

— Ты же понимаешь, что каждый должен заниматься своим делом, чтобы прокормить себя, семью. Встать на ноги и реализоваться в обществе.

— А я не хочу реализовываться, - девушка враз сникла, - я хочу летать, хочу парить высоко-высоко, свободная от всех этих дурацких условностей и обязательств. Я не хочу раз за разом стучаться в пустые лица без эмоций и чувств. Не хочу жить в мире живых машин.

— Ты хочешь летать? - Тар’Хассин помедлил. – Нет, это не выход. Ты не этого хочешь. Поделись со мной, какая твоя самая сокровенная мечта?

— Ты что, исполнитель желаний? – она смотрела на собеседника почти с ненавистью.

— Возможно. Ты попробуй.

— Да! - выкрикнула девушка, - да, да, у меня есть мечта. Я хочу, чтобы люди перестали быть бездушными механизмами. Хочу, чтобы хотя бы этот город перестал быть огромным безостановочным конвейером по переработке и штамповке самого себя. Хочу, чтобы не стало пустых лиц. Чтобы исчезла зависимость от бесконечных звонков, писем и сообщений, деловых встреч и переговоров.

— Три миллиона жизней – это плата за независимость?..

 

Тар’Хассин подождал, пока девушка выплачется.

“Какие же молниеносные смены настроения”, - подумал он, с беспокойством наблюдая, как бы в порыве очередного приступа рыданий, она не разжала рук. Тем более что колени ее начали заметно дрожать – то ли от усталости, то ли от морального напряжения. Самым обидным в этой ситуации было то, что спасти бедняжку он не смог бы, несмотря на весь свой опыт и силу. Она бы просто прошла сквозь его объятия, не замедлившись ни на мгновение. Поэтому падения нельзя было допускать до тех пор, пока от девчонки не прозвучит нужное слово.

Наконец, девушка успокоилась и перевела взгляд на своего странного собеседника.

— Что тебе еще нужно? Оставь меня. Смерть маленького глупого человечка пройдет тихо и незаметно – не более чем строчка в табеле полиции.

— Никому не нужна твоя смерть, малышка, - произнес Тар’Хассин. – Она не нужна и тебе самой. Так ты подтверждаешь свое желание?

— Ты о чем? – ее голос дрожал.

— Ну как же? Бездушные механизмы, пустые лица, конвейер… Ты хочешь, чтобы всего этого не было?

— Я же уже сказала. К чему все это? Зачем ты меня мучаешь? – Она чувствовала, что еще чуть-чуть и снова расплачется. Силы были совсем на исходе. Она так устала. Ей не нравился ее собеседник. Не нравился его уверенный спокойный тон. Не нравились его вопросы. Все это было как-то неправильно, будто происходило в дурном кошмарном сне. Очень хотелось проснуться, чтобы все развеялось и забылось.

— Я жду, малышка, - вкрадчивый голос не отпускал, – всего лишь одно твое слово и я исчезну и больше никогда не вернусь. А ты… ты получишь желаемое. Получишь воплощенную мечту. Мир без коконов.

Его голос завораживал и убаюкивал, он казался сладким… приторно сладким и от него сводило зубы, начинала болеть голова. В ушах появился тонкий тягостный звон. Он заполнял собой весь мир звуков, будто бы поглощая их, сводя на нет, становясь единственно реальным. И от него было больно. Очень больно. Однако, руки почему-то лишь сильнее обхватили перила – до онемение, до хруста в костях вцепившись в гладкий металл.

— Оставь меня в покое! – Внезапно для самой себя выкрикнула девушка. – Оставь! Да, я хочу этого!

Ей показалось, что она слышит легкий самодовольный смешок и удаляющийся стихающий голос странного собеседника.

— Контракт подтвержден и выполнен…

А потом мир вновь наполнился привычными звуками. Девушка поводила затравленным взглядом. Того, кто называл себя Тар’Хассином, видно не было. А был ли он? Был ли весь этот чудовищно абсурдный диалог или это всего лишь проделки ее больного взбудораженного воображения?

Ответ пришел уже в следующее мгновение. Он налетел ураганом хаотического нагромождения беспорядочных звуков, обрушившихся одновременно со всех сторон. Мост вздрогнул и девушка, вскрикнув от неожиданности, потеряла опору и повисла, беспомощно болтая ногами. Выворачиваемые из суставов руки тут же отозвались острой жгучей болью, от которой перед глазами все поплыло. Стало трудно дышать, к горлу подкатил ком с горьким привкусом желчи.

Странное дело, но оказавшись на грани между жизнью и смертью, даже одной ногой ступив за нее, в девушке проснулась безумная жажда выжить. Она закричала, борясь из последних сил, истаивающих от невыносимого напряжения и страха. Невероятным усилием, находясь в предобморочном состоянии, ей удалось вновь зацепиться ногой за парапет, а потом и взобраться на него.

Ее всю трясло, пот градом стекал со лба, легкие буквально разрывались от нехватки кислорода. Она открыла рот и принялась жадно хватать незримую суть жизни, не в силах надышаться.

Девушка уже почти не чувствовала ни рук, ни ног, когда, вконец обессилив, перевалилась через балюстраду и упада на тротуар, не в силах пошевелиться. Она сумела, она выжила, смогла победить страх и собственное неверие в жизнь. На душе стало удивительно тепло и легко. Захотелось кричать, прыгать, бежать, всем рассказать о переполняющих ее сердце чувствах.

Полежав еще немного и прейдя в себя, девушка осторожно приподнялась, опасаясь приступа тошноты. Повезло, голова хоть и кружилась, но общее состояние было вполне приемлемым. Даже удивительно, как стойко организм перенес все обрушившиеся на него за последние минуты тяготы. Постепенно головокружение сошло на нет, и мир вернул себе четкие очертания.

От увиденного радужное настроение улетучилось в одно мгновение. Вся проезжая часть моста была забита столкнувшимися покореженными машинами. Некоторые горели, из других шел белый пар, из третьих же доносилось пронзительное гудение. Девушка остолбенела. Всюду на тротуаре валялись люди. Создавалось впечатление, что все они уснули. И те, которые недвижимо сидели в машинах, и те, что без заметных признаков жизни заполнили пешеходные дорожки.

Разум отказывался воспринимать действительность, пытаясь оправдаться, однако в ушах настойчиво и безапелляционно звучали недавние удаляющиеся слова: “Контракт подтвержден и выполнен”.

Это не могло быть правдой просто потому, что не могло. Такого не бывает. Это не сказка в интересной книжке и не фантастический фильм. Ангелов не бывает. Или… Демонов?

Собственная догадка ошарашила, сдавила сознание раскаленным обручем.

Девушка бросилась бежать. Слезы застилали глаза, все внутри сжалось в холодный ледяной комок. По пути она несколько раз останавливалась около распростертых тел, вслушивалась в их дыхание, неумело дрожащими руками ощупывая пульс – ничего.

Город вымер.

Как ни в чем не бывало, сверкали неоном вывески, слышались гудки и какие-то другие непонятные звуки, что-то взрывалось, горело, но живых не было. Ни единого человека, кроме нее.

Больше она не останавливалась, чувствуя, как начинает накатывать паника – отнимающая возможность мыслить здраво. А можно ли в сложившейся ситуации вообще мыслить здраво? Ей было всего шестнадцать, и она не имела ни малейшего понятия об этом.

Можно было попытаться не думать вообще, абстрагироваться от действительности и просто бежать, не думая ни о чем. Девушка там и сделала. Она даже закрыла уши руками, чтобы ничего не слышать. Жаль, что нельзя было закрыть глаза. Взгляд то и дело натыкался на очередное тело в строгом костюме. И по-прежнему ни единого живого существа. На душе стало ужасающе жутко и гадко.

Один только раз в окне одного из домов она увидела смотрящую на нее кошку. Вполне себе здоровую и довольную жизнью, как показалось на первый взгляд.

Девушка подбежала к высокому многоэтажному дому из сверкающей стали и матового стекла. Заскочила в холл, нажала кнопку вызова лифта. Вся электроника работала исправно и спустя несколько мгновений перед ней гостеприимно раскрылись двери. В кабинке было светло и пусто. Девушка опасалась, что там может оказаться очередной мертвец. Тогда пришлось бы подниматься на двадцать первый этаж пешком. Но нет, хоть в этом удача была на ее стороне.

Время подъема тянулось невероятно тягостно. Казалось, что стены кабинки начинают сходиться, сжимая и без того небольшое пространство, превращая его в подобие саркофага. Эта мысль вызвала новый приступ паники. Девушка прижала ладони к вискам и зажмурилась. Попыталась вызвать в памяти что-то доброе и родное. Перед внутренним взором появился образ мамы, стоящей на кухне и разрезающей апельсин пополам. Рядом с ней на рабочей поверхности кухонного стола расположилась старенькая соковыжимался. Отчего-то эта самая обычная бытовая картина стала до невозможности родной и близкой. Такой домашней. Глаза сами собой вновь наполнились слезами. Хотелось выть и биться головой в зеркальные стены лифтовой кабинки, отражения в которых, казалось, смотрят на нее с самодовольными улыбками.

Она уже почти не помнила себя, когда двери лифта плавно отъехали в сторону, выпуская пленницу из временного заточения. На негнущихся ногах направилась к знакомой двери.

— Прошу… - еле слышно слетело с ее губ.

Еще шаг, еще немного ближе по дороге к неизбежному. Руки стали мокрыми от пота.

— Не надо, не тронь ее…

Девушка всхлипывала, теряя последние крохи самообладания.

— Прошу тебя… Оставь ее в покое… Не трогай…

Она и сама не знала, к кому обращается. Не то просто в гулкую пустоту, не то к тому странному незнакомцу, бесследно растворившемуся у злополучного моста. Нащупав непослушными руками карточку, она провела ею над считывающим устройством у двери. Раздалась негромкая музыка.

Как хотелось, чтобы всего этого не было. Всего сегодняшнего дня.

Девушка толкнула дверь, на мгновение замерла, закусила губу и шагнула. Теперь ее губы без остановки повторяли одно и то же.

— Об одном прошу: оставь ее в покое!..