домино
№45260 "Рождество"

В Рождественскую ночь на улицах славного города Буркхольма замирает жизнь. На улицах рождественского города хозяйничает непогода, но непогода делает особенно уютными огонь камина в гостиной и особенно вкусными запахи, которые в эту ночь поднимаются от каждого кухонного очага.

В доме стало тихо, когда дети ушли спать, спать и видеть во сне подарки, а подарки в разноцветных толстых чулках уже ждали их.

Догорели свечки на рождественском дереве, выпустив напоследок каждая по горьковатой струйке дыма.

— Я помолился, чтоб все решилось поскорее, - сказал муж.

Снова стало тихо, только промозглый ветер свистел в каминной трубе.

— Сегодня Рождество, - тихо сказала женщина.

— Да… прости. Я просто не выдержал больше. Еще одно рождество. Еще одно. Сколько это еще будет, рождество без радости. Новый год без надежды. Пусть будет хоть такая надежда.

Опять повисло тягостное молчание, только звякнули, качнувшись от сквозняка, блескушки на рождественском дереве. Муж и отец посмотрел на них отсутствующим взглядом, как решающий задачку счетовод.

— Я уладил дела. Вы не будете голодать, - сказал он, в который раз подумав о малышах наверху, которые спали и во сне видели подарки, и поднялся со стула, словно решив свою задачку. – Мать, я пойду.

— Обещай, - совсем тихо произнесла жена. – Обещай… что вернешься. – Но мужчина упрямо помотал головой и шагнул к входной двери.

— Подожди, - сказала жена. Было что-то такое в ее голосе, что мужчина остановился.

— Не ходи. Я… тоже обещала. Разделить с тобой тяжесть. Я тоже больше не могу.

Мужчина остановился, будто оставшись без сил.

— Подумала бы о детях… Что ж, пусть так, - тяжело сказал он, и не прибавил больше не слова, пока поднимался по надежной, без скрипа, деревянной лестнице.

Женщина осталась сидеть – одна у неубранного стола, удерживая теплый, бездумный миг. Так сжимают в пальцах стакан с остывающим вином. Стало немногим меньше огоньков в камине, когда раздался стук в дверь. Женщина вздрогнула и чуть помедлила перед дверью, прежде чем решительно распахнуть ее.

— Входите скорей, - сказала она, ежась от рванувшегося в дом стылого воздуха.

— Спасибо, - ответил, входя, ночной гость. – Я не грабитель и не злоумышленник, честное слово. Я просто прохожий. Я не мог найти гостиницу, и все двери глухи, а в воздухе так пахнет грозой. Я не знал, что бывает гроза в такой холод.

— Ну конечно, - ровно ответила женщина. – Ведь нынче рождество, а какое рождество без грозы. Садитесь, поужинайте, - предложила она, поставив на стол чистый прибор. – Вот вино, вот мясной рулет, вот соус. Без мясного рулета рождество – не рождество.

— Как и без грозы, - согласился незнакомец, усевшись на ближайший к угасавшему камину стул и взяв рыжее яблоко. – Я думал, сегодня Новый год.

Женщина не ответила, она рассеянно смотрела на последние искорки огней, потом встрепенулась – как будто успела забыть о госте.

— Я напугал вас чем-то? – удивился гость.

— Нет, - сказала хозяйка, - конечно же, нет. То есть, да, вы правы. Вы можете быть и просто прохожим. – Она начала было собирать в стопку тарелки и вдруг вышла, вернувшись вскоре так же внезапно. – Я положила на топчан за перегородкой одеяло и свежие простыни, - сказала она. – Располагайтесь как дома.

Мужчина задумчиво проводил ее взглядом и вернулся к своему ужину с видом человека, уважающего право хозяев на чудачества. Он беззаботно пил вино из стакана цвета разноцветного стекла, а через несколько минут так же безмятежно уставился на присевшего напротив мальчика-подростка. У подростка были настороженные голубые глаза матери.

— Привет, - сказал гость. Мальчик молча рассматривал его. Было тихо, даже ветра уже не было слышно.

— Затишье какое, - заметил мужчина. – Гроза будет-таки, вот же радость метеоролога. Говорят, у вас всегда гроза на Рождество?

— Это малыши, - объяснил мальчик. – Они молятся, чтоб была гроза. Во всех сказках бывает гроза на Рождество, и когда первые колонисты прибыли в этот мир, тоже была гроза. Но колонисты выжили. Знаете, я подслушал, как разговаривали сегодня отец с матерью. Беда будет скоро, но непонятно с кем. Может быть, и со мной. Да уж лучше со мной, - вдруг храбро выпалил он. – Мать… жалко… малыши… - он сник под внимательным взглядом гостя.

— Чистые детские сердца, - сказал гость, изучая мальчика (мальчик насупился). – Чудной город Буркхольм. Ходишь, бродишь среди запертых дверей, не зная, где бы укрыться от грозы, а когда отчаиваешься, тебя пускают ночевать, не спросив даже имени.

— Свое имя человек называет сам, - возразил мальчик. – А вы дали слово, что вы не злодей. Это я тоже слышал.

— А приняв к сведению, что я не злодей, ждут от меня беды, - закончил гость. – Мое имя Ол, если тебе так удобнее.

— Ну не случайно же вы у нас, - возмутился мальчик. – Меня зовут Даг. Когда вы соберетесь идти дальше…

— Пока я собираюсь идти спать, - заявил Ол, - и тебе советую.

Он и правда отправился в отведенный ему уголок, и мальчик в конце концов пошел спать. В спальне его родителей было так тихо, как и не бывает, когда спят.

Вероятно, необоснованные подозрения в свой адрес все-таки смутили Ола. Проспав несколько часов в тепле, он поднялся рано. Осторожно, чтобы не разбудить нетерпеливых детей, оделся и выбрался из дома, осторожно захлопнув за собой дверь.

Еще не рассвело, под ногами твердо отзывался ледок. Не без сожаления припомнив так и оставшееся на столе вино, Ол оглянулся, и ему показалось, что еще одна тень выскользнула из тех же дверей. Ол пожал плечами и пошел себе дальше, бормоча что-то о наивных камикадзе. Холодный воздух был полон электричества, туча впереди, в просвете узкой улицы, полыхала синеватыми сполохами, Ол даже рассмотрел огни святого Эльма на шпилях. Даже арки и мосты через каналы, казалось, светились морозным светом. Ол вдруг прижался в большой нише дома и замер в испуге: мимо по улице летел белый светящийся шар величиной с детский мяч. Шар вильнул в его сторону, аккуратно повторяя очертания ниши, и двинулся дальше.

— Каково? – спросил Ол у фигуры, прижавшейся к стене по другую сторону ниши. Ему показалось, что он разглядел еще несколько летящих «мячей». – Местные детишки, как видно, все до одного камикадзе, ага? Играют молниями, как шариками.

— В Рождественскую ночь нечего добрым гражданам делать на улице, - глуховато отозвался знакомый голос. – Дома так хорошо и безопасно. Зато у нас рассказывают детям, как шаровая молния привела волхвов к младенцу Христу.

— Достойная интерпретация, - усмехнулся Ол .- Ну, а если кто в пути и при этом не волхв?–.

— Может быть, утром у него будет лишний повод для радости.

Эту реплику оборвал порыв ветра, бросивший в лица путников хлопья снега. Небо полыхало.

— Вот вам и гроза, - сказал Ол, отступая глубже и закутываясь в плащ. – Но мне по-прежнему интересно, чего ради ты за мной увязался в такую погоду, когда добрым гражданам самое место дома.

Сверху снова бабахнул гром.

— Что я Вам сделал-то? – снова начал Ол, переждав гром.

— Тридцать лет назад у отца был смертный враг. Не знаю, кто. Я слышал только про серебряный портсигар.

— Портсигар – ненадежная примета, - согласился Ол.

— Потом они расстались, отец и его враг. Но они должны встретиться. Я знаю, было дано обещание.

— Твоему отцу должны отомстить. И вы решили, что я и есть этот Монте-Кристо? Ну, хорошо. Так ты решил подставить себя под удар?

— Не совсем, - сказал Даг. За воем непогоды его было едва слышно. – Только я много лет вижу, как отец дряхлеет, и как мать мучается. Если бы можно было просто попросить… помолиться. Только, если просишь о большом, приходится что-то обещать. Взамен. Я тоже мог бы пообещать. Я мог бы…- Его глаза сверкнули в темноте скверным огнем.

— Стой, - Ол внезапно оказался рядом с мальчиком, и тот отшатнулся при виде сурового лица, стукнувшись затылком о стену. – Может, ты и вправду убьешь меня когда-нибудь. Но не давай зароков. Успеешь потратить свою жизнь. На что-нибудь лучшее, чем месть. Отдашь ее женщине. Или хотя бы родине. Идем, гроза кончилась.

И, безбоязненно повернувшись к мальчишке спиной, он шагнул из ниши на улицу. Гроза отдалялась, небо светлело. Первый день нового года обещал быть солнечным и светлым от припудрившего улицы снежка. Даг неохотно пошел следом за Олом и почти сразу вскрикнул, поскользнувшись на ледяной корке.

— Ты что? – удивился Ол, обернувшись. – Я думал, камикадзе не могут поскользнуться. Нога?

Мальчик, держась за столб, кивнул.

— Ладно, - согласился Ол. – Я помогу. Видишь, я помогаю твоему семейству, а не наоборот!

— Правда?

— Конечно. Давай плечо…

— Вы пообещали!

— Черт возьми, в самом деле. Что же твоя нога?

— Я думаю, она в порядке.

— Чудесно, - с досадой сказал Ол. Славный город Буркхольм. Здесь люди выполняют свои обещания, а вот солгать ничего не стоит.

Даг бледно улыбался, и бледная заря несмело румянила окна башен и башенок.

Ол пожал плечами снова отвернулся, - чтобы на этот раз уйти, не оглядываясь.

Его настроение улучшилось после отличного завтрака в кабачке, открытом и в праздник предприимчивым дельцом, а таких дельцов немало в таких городах, как Буркхольм. Намереваясь выбраться из города через южные ворота, Ол пробрался через праздничную толчею, мимо палаток с лакомствами и сластями, мимо балаганов и аттракционов. Он вышел к главному мосту через центральный канал как раз вовремя, чтобы успеть еще увидеть работу пожарной команды, тушившей мост. Мост был подожжен молнией сегодня ночью. Зрелище горелого моста, кстати, не слишком омрачило праздничное настроение толпы зевак.

Раздосадованный Ол повернул назад, чтобы двинуться в обход.

На объездной улице, где сегодня двигались экипажи, он поравнялся с седым человеком, в котором мог бы узнать хозяина дома, где сегодня ночевал. Ол не видел его ночью и не мог узнать, он просто вытащил серебряный портсигар, чтобы закурить на ходу. Седой человек тоже не узнал Ола. Но, увидев в руках незнакомца портсигар, он встал так неожиданно, что Ол налетел на него плечом, и неожиданный толчок бросил его в сторону. Совсем чуть-чуть, но и чуть-чуть может много значить на узкой улице, где кроме снующих прохожих движутся еще и экипажи.

Перед тем, как жестокий толчок сбил его с ног, ему показалось, что он видит глаза Дага.

В первый день Нового года больнице святого Рубена на рядом стоящих койках оказались мужчина с продавленными справа ребрами и пятнадцатилетний мальчик с раздробленной ногой.

— Немного денег. И серебряный портсигар, - сказала сестра милосердия другой, склонившейся над мальчиком со шприцем. – На похороны хватит.

Как бы намереваясь ей возразить, мужчина открыл глаза и встретил взгляд голубых глаз, в которых смешались боль и наркотический бред.

— Я узнал вас, - сказал ему Даг. – Но я ошибся. Помните, я говорил про обещание? Это мой отец обещал. Мне надо было раньше узнать у матери.

— Молчи, - сказал Ол с трудом, он задыхался. – Не надо.

— Обещание всегда выполняют. Даже если не хотят.

— Я убедился, - сказал Ол. Ирония в его в глазах показалась сестре милосердия дурным признаком.

— Мой отец не смог отомстить, когда вы были у нас. Вы помогли ему.

— Молчи, - повторил Ол. – Твоя жизнь… я говорил…не надо.

Сестра милосердия решительно толкнула каталку и покатила к операционной.

— Надо, - сказал Даг, невидяще глядя перед собой. – Я тоже обещал.

— Все не так страшно, как выглядит, - сказал через полчаса хирург, бросая инструменты в окровавленный таз. – Мальчик оказался слабее. А казалось бы, всего лишь нога. Он отходит от наркоза?

— Помолись, - прохрипел Ол. – Помолись…