bandit
№45268 "Квартирный патриотизм"

- Три миллиона жизней - это плата за независимость?! – Немец ногтями царапает стену, постоянно выкрикивает подобные восклицания.

Это сосед вчера приходил, говорил, что по России уже три миллиона погибших. Собрал сплетни, балабол хренов.

Я не отвечаю, спокойно сижу перед монитором, гоняя по экрану чертей. Не отвечаю.

— Чертовы террорюги! – Немец оскаливает желтые зубы, запах сигарет напополам с вонью изо рта вызывает рвотный рефлекс.

Комната маленькая, я за стулом у компьютера, Немец бегает из угла угол, вырывая волосы изо рта и вечно причитая. За окном кричат люди, слышатся стоны. Небо заполонили столбы черного дыма, будто в городе вчетверо больше заводов и фабрик, чем есть на самом деле.

Воют пожарные и милицейские машины. Звук в игре я сделал потише, чтобы слышать все происходящее. Телевизор не ловит третий день.

Немец наконец присаживается, щелкает зажигалка.

— Третий день, Серег! – мой сожитель смачно харкает прямо на пол. – Третий день! Взрывается все, что, черт побери, можно взорвать! Че происходит, ё-маё?

Я оборачиваюсь, ставя игру на паузу.

— Телевизор, интернет, радио… Ничего не работает, идиот! Откуда я могу знать, что творится?

Немец поднимает густые черные брови:

— Ты ж сам сказал, террористы!

— Всего лишь предположение, - говорю я и снова включаю игру.

Сожитель снова вскакивает, часто и глубоко затягиваясь сигаретой, как будто она последняя в жизни.

— А если война? – Немец хватает меня за плечо. – Слышь, Серёг, а если война.

Очередной черт в игре ловким выстрелом всаживает пулю в голову моему герою. Экран окрашивается багровым цветом, появляется надпись: “GAME OVER”.

— Из-за тебя меня убили, Немец! Че ты меня дергаешь-то?

— Ты это… - Немец переступает с ноги на ногу. – Не каркай, Серег. Вообще, выруби эту хрень, чесслово. Я те че говорю-то, а вдруг война, ё-маё?

Из-за окна снова раздается душераздирающий крик. Где-то совсем рядом. Подходить и смотреть, что происходит желания нет никакого. Солнца не видно из-за дыма, словно кто-то специально спрятал светило за этой чернотой.

Я не отвечаю. Немец скачет вокруг меня, будто шаман вокруг костра.

— И вообще, какого черта мы дома сидим, ё-маё? – восклицает он.

— Какая разница. Если суждено помереть, то, что там, - я показываю рукой за окно, - что тут – разницы никакой.

— Может, в армию записаться надо, стране помочь. Патриоты мы или кто, ядрена вошь?

Я брезгливо отворачиваюсь. Экран все еще светится багровым цветом.

— За себя говори, - отвечаю. – Дома хотя бы жрачка есть и куреха. Отстань.

— Не патриот ты, Серёга, не патриот,- вздыхает Немец, плюхаясь на кровать. – А я вот иногда молюсь за Россию-матушку. Стыдно мне за тебя, Серег.

— Ты лучше помолись за то, чтоб телевизор хотя бы заработал. А вообще, иди-ка ты в добровольцы записывайся.

— Я тебя не брошу, - Немец гордо поднимает голову. – Как же ты без меня-то, ё-маё?

Ответить я не успеваю. Раздается грохот, стены начинают вибрировать, с потолка сыпется побелка. Монитор сваливается набок, в последний раз мигая надписью об окончании игры. Зеленые обои плывут перед глазами, в носу стоит запах гари. Я ударяюсь головой о книжную полку.

Просыпаюсь я от хлопков по щекам. Немец.

— Серега, че за говно?

Отвечать сил нет.

— Походу бомбанули либо соседний подъезд, либо дом, - сожитель выпучил глаза, как рыба. – Че делать-то, Серег?

Я трясу головой, отряхивая с волос побелку.

— Не знаю я, Немец. Говорят, дважды в одну воронку не попадает.

С книжной полки сваливается пульт, щелкает кнопкой.

Телевизор включается. И, о боги, работает.

На экране виден усатый дядька с автоматом в руке. Рассказывает он убедительно и на чисто русском языке. “Странно, - думаю. – Я всегда считал, что все террористы – арабы какие-нибудь”.

— …Нам давно пора избавить Россию от лишних проблем. И главная проблема – большие города, - вещал дядька. – Только при исчезновании этой напасти мы смоем стать по-настоящему независимым государством. Вы спросите, почему? Вступайте в группировку “Свободная Россия” и вы получите ответы на все вопросы. А пока, слушайте…

По экрану пробегают помехи, телевизор выключается.

— Че за говно, Серег? – Немец бледнеет на глазах.

—Не знаю.

— Чем этому уроду большие города не нравятся? Кто он ваще такой?

Я скольжу глазами по комнате, не в силах найти ответа.

— Не молчи, Серега! Че за говно, ё-маё? Ты у нас ученый или я?

— Не знаю я, кто это. А большие города… Есть много вариантов. Начиная от какой-нибудь экологии, заканчивая развращением населения.

— Ни хрена не понимаю, Серёг.

Я впервые вижу, как у Немца в глазах стоят слезы.

— И я.

Солнце редкими лучами пробирается в комнату. Дым за окном рассеивается, но вдалеке появляются все новые. Черные точки истребителей мелькают в небе.

— Вот тебе и вся Россия, - Немец дрожащими руками достает сигарету. - Куда двигать-то, Серёг? Даже в армию не уйдешь, ё-маё.

— Надо идти. Искать сопротивление. Я с тобой.

— Чего это ты так резко передумал, ё-маё?

Я не отвечаю. Беру у сожителя сигарету.

— Ни черта не понимаю. Я думал, правительство разберется, если это террористы. Или если война. А тут вообще не пойми что такое.

Затягиваюсь. Отрывисто кашляю.

Немец со всей силы бьет по стене, отчего с потолка снова ссыпается побелка.

Раздается гул, становясь все сильнее и сильнее. От него в ушах звенит, а голова раскалывается. Истребитель? Прямо над нами?

— Серёг, кажется, все? – обреченно смотрит на меня Немец.

Я уже совершенно спокоен. Делаю затяжку, киваю.

— Может, помолимся? – говорит сожитель, не слышит ответа. Гул усиливается. –

Сквозь нарастающий шум, я кричу, срывая голос. Последние слова вырываются из меня за секунду до взрыва и пропадают в жутком грохоте.

— Хреновая мысль! Об одном прошу: оставь ее в покое!