Kvisaz_ru
№45273 "Ястреб господа моего"

Ястреб господа моего

Пыхтящий бронепоезд взобрался на холм и начал тормозить. Орудия зашевелились, словно почуяв добычу. По громкой связи понеслись команды и распоряжения.

— Отсюда до Даргота рукой подать, - прохрипел панцер-капитан третьего ранга. – Подождём големов и атакуем цитадель на заре.

— Почему не сейчас? – спросил Алексей.

— Идолопоклонники боятся красной зари.

— Вся нечисть боится красного цвета! – крикнул механик Струдль, выползая из служебного лаза под холодной топкой. Человек в этот лаз смог бы просунуть лишь лопату. Струдль, как и любой другой гном, уходил в лаз целиком, да ещё и прихватывал инструменты.

Вытащив из лаза ящик с брякающим металлом, гном вытер лицо ветошью и звучно высморкался, выгоняя угольную пыль из лёгких.

— Эта топка в порядке, - сообщил он. – Я латку на дно поставил, можно растапливать. Чутка поскрипит сначала, но потом как влитая будет.

Панцер-капитан заглянул в лаз.

— Хорошая работа, Струдль! – сказал он. – Теперь мы сможем наступать на двойных парах. Наступать и отступать. Аха-ха-ха!

Алексей поморщился. Вопли гномов раздирали ему уши. Эти гулкие, низкие звуки проникали даже сквозь шлем с опущенным бацинетом. Обычный человек скорее подумал бы, что слышит надсадный кашель бедняги, умирающего от чахотки. Но Алексей находился на бронепоезде гномов уже давно. И он знал, что гномы так не кашляют. Они так смеются.

Чтобы уменьшить звуковое давление, он откинул с ближайшего окна бронеколпак и высунулся наружу. Воздух пах углём и дымом, но сквозь паровозную вонь пробивались запах черемухи, цветущей у подножья холма.

Из черемуховых зарослей вырвались разведчики и поскакали к вершине. Первый из них, светловолосый гном на черном волкодаве, начал раскручивать пращу над головой.

— Принимай пакет, дылда! – заорал он.

Камень, обернутый бумагой, ударил в стенку всего в двух вершках от левого виска. Алексей дернул головой, но успел поймать депешу.

На пожелтевшем смятом листке плясали непонятные закорючки.

— Шрубс… - зашипел панцер-капитан. – Шрубс и шрабс!!

Бронепоезд лихо свистнул и дернулся назад так, что Алексей едва смог устоять на ногах. Ящик с инструментами проплясал гопака и шрапнелью врезался в механика Струдля. Тот крякнул и грязно выругался.

— В чём дело?! – крикнул Алексей.

— ПОЛНЫЙ НАЗАД! – взревел панцер-капитан, не обращая на него внимания. – ШРУБСЫ!!

Алексей схватился за поручень под окном. По всему телу состава пробежала дрожь, будто механизмы поняли, о чем кричит капитан. А может так оно и было на самом деле – Алексей так до конца и не уяснил все тонкости отношений между гномами и техникой.

Белая черемуха под холмом словно брызнула во все стороны. Вырванные деревья, камни, земля – все смешалось в смертоносном вихре. Через мгновение на поезд обрушилась взрывная волна. Вагоны дернулись, как в предсмертной судороге, но броня выдержала. Только кабину внутри напрочь запорошило черноземом, залетевшим через открытое окно.

— Повезло, - сказал Струдль, выплюнув темную грязь.

Второй шрубс лёг аккурат на то место, где стоял головной вагон. Но состав уже успел откатиться назад. Взрывная волна лишь добавила свой импульс к бронированной туше поезда. От резкого перепада давления у Алексея заложило уши, но перепонки остались целы. Во всяком случае, из ушей не потекло и он был очень рад этому.

Вагоны набрали ход, проскочили спуск и переехали мост через Кляру, возвращаясь на исходную позицию.

— Иди в штаб-вагон, - буркнул панцер-капитан. – Доложишь о пакете.

— Что доложить, кап?! – выкрикнул Алексей. – Я не понимаю, что в нём написано!

— Не ори так, я не глухой, - поморщился кап. – Ты и не должен понимать. Это руны гномов Далвора. Их специально вербуют в разведку, чтобы идолопоклонники не могли разобрать перехваченные сообщения. Иди в штаб-вагон, там разберутся.

Бронепоезд уже пришёл в себя и катил по рельсам, как ни в чем не бывало. Будто и не было взрывов, и рельсы впереди не вставали дыбом в смертном столбняке. Темные от смазки и угля гномы ползали по механизмам, приводя их в порядок. Угловатые и быстрые, они сами были как механизмы. Лишь ругань да смех, рвущий воздух, выдавали в них создания из плоти.

В штабном вагоне танцевала лампа над столом. Стук колес сменился на частый "чак-чак" – бронепоезд шел по восстановленному пути со штопаными на сто раз рельсами.

Далворский шифровальщик принял пакет у Алексея, просмотрел донесение и пробормотал что-то на ухо панцер-генералу. Тот нахмурился.

— Этого следовало ожидать, - прорычал он низким голосом. – Если шрубсы долетели до вершины холма, значит, Орквемадум стал ещё жирнее.

— Что такое Орквемадум? – тихо спросил Алексей у стоящего рядом лейтенанта. Но генерал услышал его шепот.

— Идолище, - сказал он. – На вашем наречии это будет Идолище.

— То есть идол?

— Не совсем обычный. Разведка донесла, что они вырастили его из маленькой заплечной пушечки. Теперь, чтобы сдвинуть его, нужны усилия тысячи человек. Догадываешься, человече, что это значит?

— Теперь он стреляет гораздо дальше?

— Не только. До инициации он палил снарядами по полфунта. Теперь один его шрубс оценивается примерно в три тысячи фунтов пикриновой кислоты.

— Шрубс – это снаряд? – уточнил Алексей.

Генерал усмехнулся. Гномы в штабс-вагоне открыто начали скалиться. Только шифровальщик из Далворы по-прежнему стоял с каменным лицом.

— Шрубс – это не гномье слово, - сказал он. – Это термин. Да, ты можешь считать, что это снаряд. Но снаряд необычный. Снаряд, который растёт в брюхе Идолища. Чем больше жертв приносят Орквемадуму, тем страшнее его сила и тем дальше он летит.

— Да! – крикнул офицер с нашивками артиллериста. – Черт бы побрал этих крыс из службы снабжения! Мы задержались только на сутки, но это стоило нам доброй позиции на холме. Теперь Даргот обложит нас шрубсами, как окопных крыс!

Генерал смерил крикуна взглядом.

— Что ты визжишь, как шрапнельный бес?! – процедил он. – Ты гном? Ты офицер? Ну так заткнись и действуй. Будем лупить через холм. Пошлёшь корректировщиков на собаках. И используй кадета.

Артиллерист посмотрел на Алексей и цыкнул языком.

— Отправляйся к разведчикам, в четвертый взвод, - сказал он. – Скажешь, для особого исполнения. Там тебя проинструктируют, человече.

Четвертый взвод располагался на открытой платформе, за небоевыми вагонами в конце состава. Пока Алексей шёл, бронепоезд остановился. Башни ворочались, задирая дула в небо. Некоторые из них, по мнению кадета, поднимались на неоправданно высокий угол. Но он предпочел оставить своё мнение при себе. В конце концов, кто он такой? Единственный человек, по какому-то недоразумению оказавшийся на боевом колёсном корабле гномов.

Из разведчиков на месте был только один – тот самый светловолосый наездник, который чуть не размозжил Алексею голову срочным пакетом. Он сидел на четырехэтажной клетке для волкодавов и болтал ногами. Благодаря этому стечению обстоятельств гном мог смотреть на человека сверху.

Выслушав кадета, разведчик почесал голову.

— Для особого исполнения, значит? Только это, я-то тут при чём? Мне по городам ходить, часовых резать, депеши доставлять. Вот моё призвание. Подожди, когда лейтенант с кухни придёт. Можешь присесть рядом, если хочешь.

Волкодавы в клетках молча смотрели на человека пронизывающим взглядом.

— Спасибо, постою, - сказал кадет, отодвигаясь к бортику.

Бронепоезд встал у сгоревшей рощи, так что дышать на платформе было ничуть не приятнее, чем в кабине, рядом с топками. По реке Кляре плыли радужные пятна. "Бензиновые големы где-то переходят речку," – подумал кадет.

— Тебя Алексей зовут? – раздался голос гнома. – А меня Фруззи. У тебя табачку не найдется? Курить хоцца, аж уши в трубочку сворачиваются.

— Не курю, - буркнул Алексей, поворачиваясь к разведчику.

Фруззи поболтал ногами.

— Слушай, дылда, а это правда, что тебя во время боя башку ремнями пристегивают, чтобы не оторвалась, - спросил он.

— Брехня.

— Что, скажешь, и к стене одеялом не привязывают?

— Меня никто не привязывает. Хочешь, я тебя сейчас привяжу? Твоим же языком...

Фруззи захохотал.

— А ты ничего, - сообщил он, закончив сотрясать воздух. - Хотя, думаю, крестины в нашей казарме ты бы все равно не выдержал.

— Что за крестины?

— Это когда тебя на пятый ярус поднимают за руки-ноги, как на кресте. А потом роняют на табуретку. Если табуретка сломалась, значит, крещение прошел.

— А если нет?

— Ну не будь дураком. Все, кто в курсе, стараются сделать так, чтобы табуретка рассыпалась. Там в казарме перед крестинами присесть негде – все ножки подпилены, как зубы у идолопоклонников.

Алексей усмехнулся.

— Дикий вы народ, гномы.

— Мы не дикие. Мы крепкие! Иначе нельзя. Ты попробуй родись под землей, тогда я на тебя посмотрю. Вот, к примеру, если обычного человека в забое засыпет, что он будет делать? А гном зубами антрацит грызть будет, что угодно делать, чтобы выбраться. Вот она, сила духа!

— А табуретки хребтом ломать – тоже сила духа?

— А ты как думал?! Если тебе крещение табуреткой страшным кажется, то на войне тебе нечего делать. Ну, кажется? Признайся, кажется же!

Человек пожал плечами.

— Да не то чтобы страшно. Просто дико. Непривычно скорее.

— Э, не бреши! Тебе должно быть страшно. Твоим-то хребтом с пятого яруса на табуретку – это сразу тяжкие телесные повреждения, а то и паралич. Я вашей анатомией интересовался, знаю.

— С какой целью интересовался?

Гном вытащил широкий кинжал и стал вычищать им грязь из под ногтей.

— Доброму гному в злом городе без знания анатомии ну никак нельзя, - сказал он.

— Ты был в городе? Ты видел Орквемадум?

Фруззи перестал ковырять под ногтями.

— Лучше бы я его не видел, - сказал разведчик после некоторой паузы. – Но мне надо было. Я их все посмотрел. Все десять.

— Десять?!

— Да. Погоди, я тебе сейчас расскажу. Я сидел в трактире, беседуя с земляками. Вдруг из всех кружек полилась пена, пиво будто вскипело. Потом задрожали столы, а монеты, которые хозяин таверны бросал на металлический поднос, зазвенели и начали сыпаться со стойки. Они катились между ног, но никто и не подумал их ловить. Дрожь перешла на стены. Цветные стекла в большом окне треснули и начали вываливаться. Мы увидели, что там, на улице, движется огромная блестящая туша.

Затем мы услышали тяжкие вздохи, будто сама земля содрогалась от омерзения. Но это была не земля, а люди, толпы людей. Они заполнили улицу, как во время ярмарки, но их лица были безжизненными, как у мертвецов. Выдыхая в сотни, если не тысячи, глоток, они тянули и толкали Орквемадум, передвигая его по рельсам.

В промежутках между вздохами раздавался хруст. Будто кто-то разделывал большого вареного рака, отрывая у него хвост и лапы. Хруст повторялся неравномерно, так что нужно было прислушиваться, чтобы заметить его. Я не мог понять, откуда он идёт.

Сверкающий жертвенным жиром лафет передвинулся ещё и оказался напротив окна таверны. Мы увидели, как один из людей, тянущих веревку, споткнулся и исчез под лафетом. Сразу после этого раздался хруст. Так я впервые увидел, как Орквемадум поглощает свою пищу. И судя по тому, что в трактире воцарилась абсолютная тишина, для всех присутствующих это тоже было в новинку.

Потом несколько людей закричало: «Восславим Орквемадум! Восславим!». Они растолкали тех, кто сгрудился у дверей, и выскочили наружу, желая присоединиться к процессии. Но стражники, выросшие как из-под земли, отогнали их плётками, а затем окружили и увели. Должно быть, к храму.

Потом я узнал, что пищу собирают по всем деревням и городам, что попали под власть новых богов. Караваны паломников тянутся аж от самого Заурхаза. По пути к ним примыкают обращенные, уверовавшие в могущество идолов, и фанатики, желающие принести себя в жертву. Иногда к ним присоединяются преступники и рабы, которые считают, что жизнь обращенного лучше их нынешнего состояния.

Сначала Орквемадумы передвигали на тележках. Сейчас они выросли настолько, что для них прокладывают железные дороги внутри города. И все равно каждые две недели рельсы приходиться перекладывать и усиливать.

Есть ли предел роста у Орквемадума? Я не знаю, я просто разведчик. Моё дело наблюдать. Я провел в Дарготе несколько месяцев, продавая колечки и покупая слухи. Город менялся на моих глазах. Сначала один, затем другой Орквемадум. Теперь их десять и они оплели рельсами все главные улицы. Ряд домов идолопоклонники просто снесли – целиком или частично, чтобы не мешать передвижению.

И я начал считать. Нам, разведчикам, всегда нужно считать в голове, чтобы не оставлять улик. Но я больше не мог считать в голове. Я начал считать на бумаге. Записывал сотню голов, как одно кольцо, а тысячу – как цепочку. Я же торговец, не так ли? Имею право на бухгалтерию.

Вот я считаю: одно кольцо, два кольца, цепочка, две цепочки. Потом цепочек становится все больше. Моя голова уже пухнет от цифр. И я столбиком на листочке считают кольца и цепочки. Я понимаю, что это опасно, но не могу складывать в голове. Обхожу других торговцев, сижу в трактирах, пью пиво со стражниками, даю взятки. У меня десять колец на одной руке. Услышав о сотне прибывших, я перекидываю кольцо на другую руку. Потом возвращаюсь и складываю кольца на бумаге.

Потом я чувствую, что надо уходить. Фронт приближается. Уже никто не покупает колечки, никого не интересует золото. Люди изменились. Даже те, кто не кричит «Слава Орквемадуму», ходят, как мертвецы. В трактирах все меньше пьют пиво. На площади вешают пятилетних лазутчиков.

Тогда я складываю все цепочки и колечки на том листе бумаги, смотрю и смеюсь. Я явно где-то ошибся. Столько пищи не поглотить даже десяти Орквемадумам. Значит, где-то ошибка. Не могут же они прятать десять тысяч обращенных в храмовых подземельях?

Я хочу выйти из города утром, но ночью ко мне приходят. Меня бьют током, окунают в кипящую воду, затем показывают идолам. Говорят: «Если ты не расскажешь всё, мы принесём тебя в жертву». Это должно быть страшно, но я смеюсь. Шпионов не убивают сразу, это и дуракам ясно. Что они хотели, попугать меня?

Тогда меня кладут на дыбу и растягивают. Ломают спину, выворачивают суставы. Я кричу, громко кричу. Потом теряю сознание. Типа теряю. Они оставляют меня на дыбе и уходят.

Я выворачиваю дыбу и разбиваю с её помощью голову охранникам. Затем прокладываю путь к тюремной стене, забираюсь на неё и прыгаю в ров. Выбираюсь оттуда и бегу к своим.

— Ты вывернул дыбу?! – воскликнул Алексей. – Да не может быть!

— В городе идолопоклонников всё может быть, - ответил Фруззи. – Эти идиоты бросили меня на вашу дыбу. Вот так-то.

— Разве они такие дураки?

— Ты, кажется, пока не понял, что распространение фальшивой информации о союзниках – это одна из задач разведчиков, прикидывающихся бродячими торговцами. Ложные слухи об анатомии гномов относятся к этой же категории.

— Но должны быть офицеры, должны быть знающие палачи! Разве анатомия гномов – такой уж большой секрет? Да ваши атласы в любой библиотеке лежат!

— Знающие палачи во все времена были большой редкостью, - ответил Фруззи. – А про секреты анатомии… Ты вообще в курсе, что если девять человек скажут, что в кипящем масле можно купаться, то десятый поверит и искупается. Чем больше людей говорит, тем более правильным кажется это знание. Тут какой угодно умник задумается. Нужно быть очень упертым, чтобы наплевать на мнение сотен людей. Особенно в городе, где поклоняются идолам.

— Почему?

— Ты знаешь старую легенду про золотого тельца? – спросил гном. – Вижу, что не знаешь. Один пророк взошел на гору, чтобы принять божью мудрость и передать её своему народу. Но люди, устав ждать, собрали золотые украшения и сделали идола в виде тельца. Они омыли его горячей кровью и натерли жертвенным жиром. И когда пророк спустился с горы, золотой телец сошел с алтаря и разорвал его на куски. Потому что не надо диктовать народу свою волю. Ибо воля одного человека против воли сотен людей – ничто. Даже если этот человек возомнил себя пророком, общающимся напрямую с господом.

— Понятно… - пробормотал Алексей. – Значит, это их уязвимое место.

— Не сказал бы. Если бы ты видел Орквемадум – воплощение воли сотен и тысяч обращенных – ты бы скорее сказал, что это их сильная сторона.

— Но ты вырвал дыбу!

— Вырвал, конечно, - согласился гном. – Ну так я и это, табуретку при крещении в казарме честно ломал. Без всяких там лобзиков!

— А! Не говори мне об этом!!

— Слабак!

— Каменная башка!

Лед недоверия окончательно был растоплен. Обменявшись ещё парой ругательств, человек и гном пожали друг другу руки и стали смотреть на боевую технику, шагающую вдоль реки. Корпуса блестели от брызг, бронзовые ноги давили ивняк.

— Бензиновые големы, - заметил Алексей с видом знатока.

— Не, керосинщики! – возразил гном Фруззи. – Смотри, как ступни ставят. Знают, что речной берег может оползти. Тёртые калачи! Я думаю, они ещё первых идолов и восстание в Царьграде помнят.

Керосиновые големы поднялись на противоположный берег и встали полукольцом, прикрывая железную дорогу и мост. Как настоящие ветераны, они двигались молча, лишь изредка обмениваясь жестами. Теперь же, заняв оборонительную позицию, керосинщики и вовсе замерли, превратившись в статуи.

По берегу подошла вторая бригада. Големы в ней выглядели более подвижными и быстрыми. Несколько торопливых поскользнулось и упало. Один скатился до самой речки, где вскочил и начал бить ладонью по воде, окатывая своих ближайших братьев. Те показывали кулаки и ругались. Двое самых смелых спустились вниз и тоже начали лупить по реке, поднимая тучи брызг, чтобы окатить зачинщика.

— Тьфу, новодел! – выругался гном. – Интеллект как у детей, а туда же – на войну! Вот они, твои бензинщики. Вся дурь их, как на ладони.

По земле к платформе разведчиков подошли две санитарки с брякающим пятилитровым бидоном.

— Эй, хрен на пароме! – крикнула рыжая гному. – Принимай посылку!

Алексей перегнулся через бортик и протянул руку. Судя по выражению лиц, санитарки не ожидали его появления. Они переглянулись и сконфуженно захихикали.

— Ну хватить томить, подайте бидон! - сказал Фруззи. – Кадет не может стоять нараскоряку вечность. Что у вас там, касторка?

— Рыбий жир, - ответила рыжая, передавая груз Алексею. – Мозги смазывать, чтобы не скрипели.

— У меня если что и скрипит, то только кровать, - отозвался гном. – Хочешь убедиться?

— Как только ходули купишь!

— Ходули? Зачем мне ходули?!

— Чтобы целоваться! – захохотала рыжая.

Пока рыжая и гном упражнялись в остроумии, Алексей, не отрываясь, смотрел на вторую санитарку. После недели общения с гномами, человеческие девушки казались ему яркими бабочками, залетевшеми в механический цех по обработке тугоплавких металлов. И вот в этой второй, хоть она и не блистала яркими красками, было что-то такое, что притягивало кадета. Девушка скромно улыбалась, бросая взгляды то на свою спутницу, то на Алексея.

— Откуда вы, красавицы? – выдавил он наконец, поборов спазм в горле.

— Из медчасти, вестимо, - ответила девушка. – Где ещё может служить человек на гномском поезде?

— А что, у гномов разве своих девушек нет?

— Есть, конечно. Только они такой же ценный боевой ресурс, как и мужики. Слышал про женский батальон смерти?

— Ага. Меня Алексей зовут. А тебя?

— Бася.

— Татарка?

— Нет, просто из крымских.

Алексей попытался вспомнить, что он знает про ситуацию в Крыму, окончательно запутался в мыслях и замолчал. Бася чуть подобрала подол и, ступая по пепелищу, пошла к реке.

— Эй, ты куда?! – крикнул гном с клетки, прервав увлекательную беседу.

— Речных цветов набрать! – отозвалась Бася.

— Нет там больше никаких цветов! На этом берегу шрапнельные бесы падали. Тут всё выжгло напрочь.

Бася вернулась к поезду.

— Я тебе черемуховый цвет привезу! – неожиданно для себя ляпнул Алексей. – Он душистый и белый, знаешь?

— Знаю, - ответила Бася, тихо улыбаясь.

Санитарки попрощались и ушли. Фруззи слез с клетки, открыл бидон, опустил туда палец и попробовал на вкус. Это действительно оказался рыбий жир.

— Черемуховый цвет, ну надо же! – проворчал гном, возвращаясь обратно.

В этот момент случилось нечто странное. Псы, до того смирно лежавшие в клетках, вдруг вскочили, оскалились и начали рычать. Свирепые морды волкодавов повернулись в одну сторону – к взводу гномов, шагающих по горелой земле вдоль поезда.

— Серый! Старый! Фьюить! – воскликнул Фруззи. - Что за дела?! Это же свои!

Первым шагал лейтенант разведчиков. Его парадный белый костюм почти до пояса был запорошен золой. Он периодически начинал себя охлопывать, а потом бросал это занятие. Дойдя до платформы четвертого взвода, офицер мрачно посмотрел на беснующихся псов.

— Отставить свист, - сказал он. – Ты их сейчас ничем не успокоишь. И тому есть веские причины.

Гном в черной робе угольщика, шагавший за офицером, поднес к рельсам ещё один бидон, весь в кровавых потеках.

— Рыбий жир санитарки принесли? – спросил лейтенант. – Отлично, спускайте на землю. Кадет, вас тоже попрошу спуститься. Пришло время для инструктажа.

Остальные гномы в группе тащили тяжелый черный ящик, покрытый рунами Далвора и печатями секретной части. Когда они приблизились, собаки в клетках стали бросаться на решетку, хрипя в ярости и пуская слюну.

Черный ящик поставили на землю. Затем офицер наклонился над ним, сломал печати и откинул крышку. Алексей и все, кто стоял рядом, отпрянули назад.

В ящике, как в гробу, лежала металлическая птица. Её крылья не шевелились, клюв не двигался. Мертвый глаз смотрел в небо оловянным взглядом.

— Что это?!! – выкрикнул Фруззи.

— Мануккан. Один из малых идолов, которые удалось захватить в битве под Царьградом. Нашим криптоаналитикам удалось взломать код стартовой молитвы. Поэтому в штабе сочли возможным использовать его в особых операциях. Есть только две загвоздки. Первая – произнести молитву может только человек. Эту проблему мы решили. Пришло твоё время, кадет!

— Что я должен делать? – спросил Алексей, глядя на идола.

— Он станет твоими глазами, ты станешь его ртом. Будете корректировать огонь по целям за холмом.

— Вы сказали, что есть две загвоздки. В чем заключается вторая?

— Идолопоклонники знают, что мы знаем молитву. Они объявили её еретической. Это значит, что каждый идол, услышав её, постарается уничтожить источник молитвы максимально быстрым способом. Поэтому ты должен максимально приблизиться к Дарготу, но в то же время, слышишь, держаться за границей зоны поражения. Фруззи поможет тебе в этом. А теперь за дело!

Свиная кровь с кухни и рыбий жир из лазарета зашипели, впитываясь в тело идола. По металлическим перьям поползли багровые пузыри. В глазной впадине образовалась алая лужица. Она тут же растаяла, но на её месте возникла другая, более мелкая и похожая на плёнку. Несколько секунд пленка играла оттенками красного. А затем она лопнула и из-под неё показался живой немигающий глаз.

Собаки зашлись в хрипе, а все кто стоял вокруг ящика, отступили назад. Оживший идол ударил крыльями и прянул в небо.

— Повторяй за мной! – крикнул лейтенант. – О Мануккан, ястреб господа моего…

— О Мануккан, ястреб господа моего, - повторил Алексей. – Стань моим глазом небесным, Мануккан.

На него накатила тошнота. Голова закружилась, лица и образы растаяли в туманном вихре. И он увидел землю под собой – как её видят птицы.

Он видел тонкие нитки рельсов и игрушечные вагончики бронепоезда. Сгоревшая роща казалась маленькой, как детская песочница. А на краю её, у плоской платформы, двигались крошечные фигурки.

И вместе с тем он слышал, как рядом кто-то кашляет, кто-то молится. Он чувствовал, что стоит на земле. От реки тянуло сыростью и в горле першило от угольного дыма, ползущего вдоль состава. У него снова закружилась голова – теперь уже от диссонанса, что вызвали противоречащие друг другу ощущения.

— Сосредоточься на полёте! – крикнул лейтенант. – Вырази волю! Веди его к холму. Вот так, да!

После нескольких бестолковых попыток Алексею удалось направить идола к холму и посадить его около корректировщиков огня, пришедших туда заранее. К концу этого путешествия он стал мокрым от пота, будто лично махал крыльями.

— О Мануккан, ястреб господа моего, - пробормотал он. – Замри на земле и жди меня, Мануккан.

Вид холма и корректировщиков исчез, будто кто-то щелкнул выключателем, и Алексей обнаружил себя лежащим на земле. Вокруг стояли гномы. Фруззи на платформе успокаивал псов.

— Когда я упал? – спросил Алексей, превозмогая тошноту.

— Мы тебя уложили, - ответил лейтенант. – Почти сразу, как произнёс молитву.

Со стороны Даргота донёсся гром. Будто тысячи кузнецов одновременно ударили молотами по наковальне. К грохоту железа примешивался странный гул, похожий на рык животного.

— Что это?! – вскрикнул кто-то.

Кричавшему никто не ответил. Все смотрели на вершину холма, пытаясь разглядеть, что там творится.

— Я ничего не вижу, - сказал лейтенант. – Фруззи, кадет – бегом к корректировщикам. Попробуйте запустить ястреба как можно ближе к городу. Если что-нибудь увидите, передайте пакет в штаб-вагон вместе с ним.

Дорога на холм заняла несколько часов. Сначала Фруззи долго складывал карты, а потом ушёл за дополнительным пайком. Ожидая его, Алексей успел почистить свой кадетский китель. Хотя при этой процедуре ему не раз приходило в голову, что занимается он делом напрасным, каждый раз, как он представлял себе воображаемый визит к Басе с букетом черемухи, рука его сама принималась шоркать щёткой. Чистка дошла до такой степени, что Фруззи, вернувшийся наконец с кухни, долго рассматривал своё отражение в блестящей пряжке на кадетском ремне, а потом сплюнул через бортик платформы и произнёс краткую речь о нехватке табуреток в кадетских казармах. Покончив с формальностями, они отправились на холм.

— Ты слышал рёв за горой? – спросил Алексей, когда они миновали големов.

— Да, слышал, – ответил гном. – Знаю, о чем ты хочешь спросить. Нет, это не Орквемадум.

— Ты сказал, что у тебя была ошибка в расчётах. Вроде как обращенных на самом деле согнали больше, чем надо.

Фруззи кивнул.

— В штабе знают об этом. Это не ошибка. В храмах Даргота что-то готовится. Я тебе так скажу – Орквемадумы это ещё пустяк. Они привязаны к месту, их можно взять в блокаду и уморить голодом. Можно задавить своей артиллерией. Но я боюсь, что у идолопоклонников уже есть ответ на эти наши предложения. Я не знаю, что именно. Никто пока не знает. Но ты с ястребом можешь узнать об этом.

— Если Орквемадум нас не достанет, так тому и быть.

— Не достанет, - сказал гном. – Я знаю границы, не дрейфь.

— А ты не знаешь тайной тропы к черемуховой роще?

— Да ты с ума сошел! – с изумлением сказал Фруззи. – Даже не думай об этом, ясно? Шрубс летит до холма около минуты. Он летит по крутой дуге и падает с неба. Ты даже вспышки не увидишь. Ты наверно скажешь, что за минуту можно уйти или спрятаться. Но нет, мой юный друг, не можно. Если Орквемадумы почуют тебя, то накроют залпом весь квадрат. Ради еретика им не жаль будет и десяти…

Гном не успел договорить. Рык, который они слышали за рекой, прозвучал вновь, сотрясая землю. Но теперь он был громче, гораздо громче. Казалось, вздрогнул весь холм. Звуковые волны прошили Алексея насквозь, оставляя неприятную вибрацию во всем организме.

— Аж поджилки затряслись, - выдавил он.

Гном залез на камень и посмотрел на вершину холма.

— Шрубс и шрабс! – крикнул он. – Корректировщики бегут с позиции! Запускай ястреба, Лёха, запускай скорее! Нужно узнать, что стряслось!

— О Мануккан, ястреб господа моего, - забормотал Алексей и остановился.

Через камень, на котором стоял Фруззи, перемахнул волкодав. На псе сидел гном, залитый темной кровью.

— Мезогангум!! – крикнул он, уносясь вниз.

Фруззи спрыгнул с камня, достал заплечную лопатку и, к удивлению кадета, начал деловито разгребать рыхлую землю.

— Что такое Мезогангум? – спросил Алексей.

— Нет такого слова в вашем языке, – бросил гном. – Запускай ястреба! Что стоишь? Закончи молитву, идиот!

В этот раз Алексей отрубился сразу. Он не чувствовал ни тошноты, ни других неприятных ощущений. Только безбрежное чувство полёта и тяжелое пыхтенье Фруззи где-то рядом.

Он сделал круг над окопчиком бежавших корректировщиков и направил птицу к вершине. И там, миновав обгоревшую лысину холма, он увидел то, от чего бежали гномы. Это выглядело настолько противоестественно, что Алексей не поверил глазам ястреба.

— Веди Мануккана к нам, - услышал он хрип гнома.

Тогда он развернул железную птицу и повёл обратно. Ястреб резал воздух крыльями, но то, что гномы нарекли Мезогангумом, двигалось не намного медленнее. Они миновали вершину одновременно. И Мезогангум зарычал вновь. Его гул был таким сильным, что Алексей почувствовал нестерпимую боль в ушах. Он устремился вниз, словно приближение ястреба к земле могло уменьшить страдания.

Гном копошился около того же камня. Он забрасывал землёй что-то, лежащее в яме. Из ушей гнома текли черные ручейки. Завидев ястреба, Фруззи взмахнул лопатой, словно салютуя.

— Клади его на яму! – крикнул он. – Клади на себя, сейчас же!!

Затем он кинул лопату, как метательный топорик, в приближающееся чудовище, и бросился прочь.

— Эгегегей!!! – завопил он. – Я здесь!

Но Мезогангум игнорировал призыв и остановился точно над засыпанной ямой. Тело его горело, как раскаленное железо. Под копытами его дымилась земля. А от красной слюны, капающей из пасти, камни вскипали пузырями.

Мезогангум стоял на двух ногах – толстых и высоких, как крепостные башни. В правой руке чудовище держало гигантский молот. Восемь рогов его искрились, как горные пики, покрытые серебром. Из ноздрей, как из доменных печей, валил черный дым.

Идол опустил голову пониже, вглядываясь в землю под ногами. Взглядом ястреба Алексей встретился со взглядом Мезогангума и содрогнулся. Глаза чудовища были наполнены лютой яростью.

Мезогангум зарычал, ударил молотом по земле и зашагал вниз, к реке, оставляя за собой оплавленные кратеры.

"Он меня не увидел, - подумал Алексей. – Но почему? Неужели малый идол сохранил толику своей былой мощи?"

В живом теле шевельнулось чувство благодарности к телу второму, железному. Теперь он воспринимал себя именно так, на два тела. Он чувствовал, как щекочут шею мелкие комья грунта и какие-то камушки. И вместе с тем он лежал сверху, укрывая крыльями самого себя, заживо погребённого в свежевырытой могиле.

Нужда в корректировщиках отпала - бронепоезд открыл прямой огонь по шагающему идолу. Визжащие шрапнельные бесы расчертили воздух реактивными хвостами. Тяжелые орудия гукали, выбрасывая двухсотфунтовые снаряды. Плотность огня была такой, что с холма, где лежал Алексей, казалось, будто земля вокруг идола кипит, как перегретая вода в паровом котле. Но даже прямые попадания не могли остановить идола. Он лишь пошатывался, неуклонно продвигаясь вперёд.

Мезогангум вошел в реку и вода вокруг него закипела, подняв густой туман. Почувствовав опасность, бронепоезд начал отходить назад. Но было поздно.

Словно шагающий таран, идол прошел сквозь мост, развалив его на две половинки. Рельсы, как прилипшие паутинки, некоторое время тянулись за Мезогангумом, пока не лопнули. Железная дорога расползлась в стороны и бронепоезд упал.

Артиллерийский огонь полностью прекратился. Часть големов, стоявших перед мостом, бросилась в реку. Но Мезогангум уже вышел на берег.

Сделав несколько широких шагов, идол взмахнул своим молотом и опустил его на первое звено бронепоезда - локомотив. Земля в месте удара вспухла огнём и паром. Мезогангум поднял молот и сделал шаг к следующему звену.

Алексей закричал, забившись под землей, и пополз наружу. Прежде чем он успел толком осознать свои намерения, его губы уже вывели стартовый код.

— О Мануккан, ястреб господа моего!

Мезогангум остановился, повернул голову и зарычал. Даже оттуда его рев причинял боль ушам. Идол развернулся и быстро зашагал обратно, к реке, чтобы подняться на холм и покарать еретика.

За рекой его уже ждали големы. Они выстроились в редкую шеренгу, выставив вперед длинные пики с мелинитовыми боеголовками. И когда Мезогангум ступил на берег, выйдя из беснующейся воды, его атаковали.

Кумулятивные пики засверкали, как бенгальские огни. Идол пошатнулся, из его брюха вырвался сноп огня. Алексей не выдержал и закричал от восторга. Ему показалось - ещё чуть-чуть, и чудовище рухнет.

Но Мезогангум оправился от первых ударов и заработал молотом. Големы полетели в разные стороны, вспыхивая и переворачиваясь в воздухе. Дольше всех продержались керосиновые ветераны. Последние из них, отбросив использованные пики, бросились на идола в рукопашную. Это было все равно, что пытаться остановить шагающую гору.

Внезапно один из поверженных ранее големов вскочил и бросился вверх, забираясь на холм, прочь от сражения. Он бежал, роняя какие-то горящие части из развороченной груди, и хромая на одну ногу. Он был похож на мальчишку, удирающего от хулиганов. Алексей узнал в нём того самого бензинового весельчака, который брызгал водой из реки на товарищей.

Мезогангум раздавил копытами последних ветеранов и двинулся за убегающим. Он догнал свою жертву за считанные секунды и ударил её молотом по спине. Голова голема отделилась от тела и полетела по воздуху, словно снаряд, пущенный из пращи. Она ударила в холм рядом с камнем, где стоял Алексей с ястребом, перевернулась несколько раз и прогудела, глядя гаснущими глазами на человека:

— ПО-МО-ГИ!...

Алексей развернулся и, объятый ужасом, побежал в гору. Сзади грохотал идол, идущий напролом через торчащие из холма камни.

Помоги… Как он мог помочь? Что он вообще мог? Что такое воля одного человека против воплощенной воли десяти тысяч фанатиков? Против Мезогангума?

Он поднялся на холм и огляделся. Идол уже миновал камень, где лежала железная птица. Минута или меньше – и он будет на вершине.

Алексей двинулся вперёд. Перед ним лежала зона поражения, изрытая язвами гигантских воронок. Вдали, у подножия, белели остатки рощи. Ещё дальше, за редутами и траншеями, лежала цитадель Даргота и воздух над ней дрожал от ненависти.

Мезогангум поднялся на вершину холма.

— О, Мануккан, ястреб господа моего, - позвал Алексей. – Стань моим небесным глазом, Мануккан.

Он упал на разрыхленную землю и вскоре увидел себя со стороны. И город, озаренный вспышками. И ревущего Мезогангума, заносящего молот. И десять звезд, падающих из черной бездны.

"Загадай желание," - подумал Алексей. – "Последнее желание."

За рекой гномы вытаскивали уцелевших из перевернутых вагонов.

— Смотрите! – закричал кто-то.

Над холмом вспыхнул белый столб. Он уперся в небо и обернулся пылающим грозовым облаком. Будто вершина холма вдруг взорвалась вулканом.

И все, кто выжил в этом бою под Дарготом, стояли и смотрели на поднимающуюся черную тучу. Стояли и смотрели.

Санитарка с рыжими волосами обернулась и посмотрела на подругу.

— Ты чего? – спросила она.

— Пролетающий ястреб бросил мне ветку цветущей черемухи, - ответила Бася. – Скажи, разве так бывает?