nenastja
№45278 "Клятва Гиппократа"

Три миллиона жизней – это плата за независимость?! Да если бы нам предложили вдесятеро меньшую цену, мы бы продали свою независимость кому угодно, ибо что толку в свободе, когда народ вымирает. Нет, все эти жизни – это подарок Бога, его ответ на молитвы отца и других людей. И пусть этот дар приходит в виде белых таблеток из Столицы, я помню Алекса, который их принес. И я знаю, что ни ум человеческий, ни глупость человеческая, а одна только Божья воля могла заставить человека пересечь Черную Пустыню на мотоцикле.

Человек в сером бесформенном комбинезоне неуклюже слез с мотоцикла, достал из сумки резиновое ведро и, покачиваясь, пошел к ручью. Набрал ведро воды, подошел к мотоциклу, остановился на несколько секунд как бы в нерешительности, и неестественно большими шагами направился вверх по склону. Отсчитав десять шагов, он что-то достал из кармана своей одежды и бросил в ведро. Затем взял губку и начал тщательно, не пропуская ни единой складки, вытирать свой комбинезон, смачивая губку в ведре. Пыль на комбинезоне собиралась в хлопья грязной пены, и стало видно, что на самом деле он серебристый.

Затем человек снял противогазную маску и капюшон. Стало видно его безбородое красное лицо и короткие черные волосы. Он опустился на траву и минут десять сидел практически неподвижно, только иногда поворачивая голову, словно разминая затекшую шею. Те, кто следил за ним, также были неподвижны и тихи.

Потом он надел маску обратно и пошел мыть мотоцикл. Это потребовало трех ведер воды. Отцепил от рамы мотоцикла лопату и начал копать яму. Он несколько раз останавливался, отходил от мотоцикла и сидел на траве с расстегнутой маской, один раз что-то пил из фляжки. Затем он достал из мотоциклетных кофров белые квадратные сумки, закатил мотоцикл в яму и положил его на бок, туда же отправил свой защитный комбинезон и засыпал все землей. И после этого увидел трех мужчин, один из которых держал в руках ружье.

— Что-то ты, как я погляжу, многовато закопал, - начал мужчина с ружьем. Его лысая голова была покрыта бородавками. Его товарищи – один безоружный приземистый парень с повязкой на глазу, другой высокий блондин с вилами в руках, заулыбались, как будто услышали что-то смешное.

— Ребята, вы как раз вовремя, - на удивление спокойно сказал мотоциклист. - Давайте знакомиться, меня Алекс зовут. А вас?

Лысый с ружьем и его спутники недоуменно переглянулись.

— Хорошо, давайте я вас буду называть Корявый, Длинный и Одноглазый. Будьте добры, приведите меня к тому, кто здесь главный, и заодно помогите донести вещи.

Длинный первым пришел в себя:

— Да кто ты вообще такой, командовать тут взялся! А ну давай отойди в сторону, пока цел.

— Да, и рюкзачок скидывай, - добавил Корявый.

— Пожалуйста, можете посмотреть, только аккуратно, - сказал Алекс, медленно снимая рюкзак и ставя его на траву, - сразу предупреждаю, что вы там ничего полезного для себя не найдете.

Через некоторое время вся троица недоуменно смотрела на разложенный по поляне багаж Алекса. Это были запаянные в полиэтилен маленькие коробочки, подписанные цифрами. И в каждой коробочке неизменно оказывалось одно и то же – белые палочки, похожие на мел. И никто, кроме Алекса, не заметил приближения крупного мужчины в клетчатой рубахе.

— Ну, что тут у вас? - спросил мужчина. У него были довольно длинные седеющие волосы и борода. В руках не было видно никакого оружия, но на поясе висело две кобуры.

— Да вот, Шериф, какого-то странного типа поймали, к вам ведем, - смутившись, сказал Корявый.

— Молодцы что ведете, - и повернулся к Алексу. - Откуда прибыл?

— Из-за Черной пустыни. Я хочу у вас тут обосноваться на какое-то время.

— Через пустыню проехал, говоришь? Это хорошо. Вот смотри в ту сторону, видишь пригорок? За ним наше кладбище. Вот там и обоснуешься. Можешь пока сходить, место себе выбрать. И что на кресте тебе писать, кстати?

— Меня Алекс зовут. Я ехал с большой скоростью, и у меня был хороший защитный костюм. Я не набрал летальную дозу.

— Оптимист, значит? Это хорошо, - Шериф задумчиво почесал бороду, - Свободных домов у нас тут много, маленько запущенные, но жить можно. У тебя припасы, одежда, оружие есть?

— У меня ничего нет, вы мне все сами дадите, - ответил Алекс, - дом мне нужен большой, в хорошем состоянии, и еще надо двоих помощников.

— Двоих помощников? - переспросил Шериф.

— Это для начала. Потом потребуется больше.

— Ты, парень, случайно от радиации умом не тронулся?

— Я врач.

Шериф задумчиво почесал бороду.

— Врач? Ну что же, посмотрим, какой ты врач. Давай-ка я проверю, не фонишь ли, а то может тебя и на общее кладбище пускать нельзя, не то что в деревню, - и Шериф достал из кобуры дозиметр, - ну вроде нормально. Пойдем пока ко мне, а завтра посмотрим. Если что, имя у тебя хорошее, короткое, писать недолго.

Алекс смотрел, как мальчик ставит на пол таз, потом наполняет его водой, зачерпывая кружкой из ведра. У мальчика нет обеих рук, он все делает ногами.

— Он разговаривать умеет? - спросил Алекс.

— Умеет, - пожал плечами Шериф, - Только не любит. Он вообще-то умный. В интернете любит сидеть.

— А как у вас тут со связью?

— Ну, спутники временами пролетают, еще не все попадали. Даже не знаю, что раньше будет: мы помрем, или спутники сгорят. Телевиденье разное ловится иногда, ваше вот тоже.

— Дайте мне место под лабораторию, помещение для приема больных на краю деревни, и людей, чтобы мне помогали, и вы доживете до оптоволокна через Черную пустыню.

— Ты, конечно, не меня лично имеешь в виду? - усмехнулся Шериф.

Алекс неопределенно развел руками.

Конечно, Алекс имел в виду не Шерифа. Он уже понял, что все решается на общем совете, а Шериф может только высказывать свою точку зрения. Он не мог решать, что давать Алексу, если это не были его личные вещи. И он вряд ли мог дожить до оптоволокна, потому что был слишком стар.

— Вот, одного помощника могу хоть сейчас тебе выделить, только он сам видишь какой, - кивнул Шериф на мальчика.

— Это ничего, - улыбнулся Алекс, - я теперь говорить коллегам, что у меня был по-настоящему безрукий ассистент.

Через месяц все поняли, что Алекс может лечить больше болезней, чем местные доктора, которые хоть и были, спасибо интернету, в курсе последних достижений, но не обладали такими сильными лекарствами. Народ стали приезжать с окрестных селений, и пришлось сделать больницу из старого коровника. Алекс лечил порошками, которые готовил из сахара и своих белых брикетов, похожих на мел. Те, кто мочился кровью, ели свои порошки, выздоравливали за три дня и уходили. Тем, кто харкал кровью, приходилось носить марлевые маски, они пили и закапывали в нос раствор порошка, выздоравливали за неделю и уходили. С теми, у кого была кровавая рвота и от щипков на коже оставались синяки, Алекс о чем-то разговаривал тихим голосом и давал одну порцию порошка. Они забирали ее с собой и уходили сразу.

Половину дня Алекс лечил, а вторую проводил в лаборатории, которую оборудовал в просторном доме Шерифа. Там он разводил пелесень и муть в баночках, смешивал и растворял порошки, разглядывал под микроскопом всякие разности. Однажды он сходил на совет и в самом конце произнес там совсем короткую речь. После нее многие смеялись, некоторые ругались, и разошлись все какие-то смущенные. Две недели после этого Алекс подолгу просиживал за микроскопом и диктовал мальчику цифры, а тот вводил их в компьютер.

Алекс и Шериф сидели за столом и пили травяной чай.

— Шериф, а как у вас тут с рождаемостью? - спросил Алекс.

— Издеваешься, - махнул рукой Шериф, - вот это чуть ли не самое лучшее, что получилось, - Шериф показал на безрукого мальчика. - Многие недонашивали, кто-то мертвого рожал, ну а живые быстро мерли.

— Сами мерли?

— Поговаривают, что не все. Но сам понимаешь, кто будет осуждать родителей? Сейчас почти у всех баб спирали стоят. Акушеры наши - один спился, другой повесился. Уже года два никто не рожает.

— Я могу сделать так, что женщины родят здоровых детей, - сказал Алекс, - но это будет непросто.

Шериф недоверчиво усмехнулся.

— Это будет непросто для вас, - продолжил Алекс, - надо выбрать женщин, которые могут рожать. Они должны будут четко, очень четко придерживаться моих рекомендаций.

— Тяжести не поднимать, в радиоактивный лес не ходить?

— Да, но не только это. Регулярный прием моих препаратов. Правильная диета. И главное - выбирать отцов детей буду я.

— И тогда они родят здоровых детей? - спросил Шериф.

— Да.

— Все?

— Нет. Но многие.

— Ну что же, давай попробуем. Спросим на совете, кто согласится.

— Да, в первой партии будут только добровольцы. Но я хочу поставить условие. После того, как родятся первые здоровые дети, совет должен передать свою власть, или я ухожу.

— Передать власть? Тебе что ли? - усмехнулся Шериф.

— Нет. Тебе, - ответил Алекс.

— Не понимаю я тебя, Алекс, но на ребятишек посмотреть хочу. А там видно будет, - сказал Шериф, и вышел из-за стола.

В первой партии было десять женщин. Алекс зря боялся, что навязывание выбора партнера сильно кого-то смутит. Сколь призрачна была надежда, столь и желанна была цель. Те, кто верил в могущество Алекса, были готовы на многое.

Одна женшина скинула на пятом месяце. Алекс забрал плод и изучал его у себя в лаборатории. Еще одна неудачно упала с телеги и насмерть ударилась головой. После этого случая совет, на который пришел Алекс, особенно громко шумел, и шумела толпа у ее дома, когда Алекс заходил туда. На Алекса стали бросать косые взгляды на улице и почти не приходили лечиться. А через месяц родился первый младенец. Немного недоношенный, но здоровый. Алекс всерьез опасался, как бы единственный акушер снова не ушел в запой, на этот раз на радостях. Отовсюду съезжались люди посмотреть на ребенка, который не был уродом, но никого было не велено впускать даже в деревню.

Полных уродов родилось двое, еще один с виду нормальный умер через день, и еще у одного вместо двух сосков оказалось шесть. Трое совершенно нормальных младенцев родились в срок. “Это косметический дефект”, - сказал Алекс про многососкового, а неудачливым матерям неполноценных детей он предложил по пакету порошка. Одна из них бросила пакет на пол и долго ругалась, потом плакала, потом проклинала Алекса. Но ее проклятья не имели никакого веса. Алекс стал богом. Богом, который принес пять новых жизней.

— Алекс, я иногда думаю, что нет никакого анклава за Черной пустыней. Ты просто ангел, которого Бог прислал в ответ на наши молитвы, - говорил Шериф, помешивая в камине прессованую солому. Дрова в округе были слишком радиоактивны, чтобы сжигать их вот так запросто, без специальных фильтров.

— Проще думать, что нет никакого бога, - усмехнулся Алекс, глядя в огонь, - Я не хочу верить в бога, который способен так сурово карать.

— Я думаю, та война была не карой, - сказал Шериф, - Бог просто сделал то, о чем мы его просили.

— Мы и они, - добавил Алекс.

— Все равны для Бога, - возразил Шериф.

Мужчины некоторое время молчали, грея руки у огня.

— Многие думают, что те, кто начал войну, были негодяи. Но я считаю, что их направляла воля Божья. Потому что совершить такое – это нечеловеческий поступок.

— Может, дьявольский?

— Дьявола тоже направляет воля Божья.

— Не проще ли предположить, что люди сами сделали то, что хотели сделать? Зачем вводить посредника, который собирает желания людей, а потом их выполняет силами самих же людей?

— Эх, Алекс, вот ты такой умный, а не понимаешь. Людскими поступками не утолить всех людских желаний.

Но Алекс всегда находил, что ответить Шерифу.

Совет неожиданно легко решил согласиться на условия Алекса, и всю власть передали Шерифу. Через неделю со стороны пустыни прилетел беспилотный самолет. Он был почти чистый, и поле, на которое он сел, не стали огораживать, а только вывезли с него несколько телег земли. Самолет привез новые лекарства, вакцины для детей, две большие антенны. И одну механическую руку. Алекс сам не был хирургом, но под его началом теперь работало много врачей, и безрукий мальчик стал одноруким. Рука была великовата и тяжела для детского тела, и из-за этого не получалось держать спину ровно.

— Знаешь, Шериф, еще очень многое надо будет сделать. Скоро будет много детей, женщины станут за ними ухаживать и не смогут работать в поле. Детей обязательно нужно будет учить. Будут проблемы, которые не получилось бы решить, если бы совет по-прежнему всем управлял.

— Ну, Алекс, - сказал Шериф, - Мы все вместе решали многие проблемы. Вначале-то думали, что все, крышка нам. Воды нет, топлива нет, кругом мародеры, болезни. А потихоньку со всем разобрались. Воду фильтруем, жжем спирт и растительное масло, мародеров постреляли, многие виды рака лечим даже без твоих волшебных пилюль. Электричество по три часа чуть ли не каждый день. Радиоактивные дрова в котельной сжигаем, чтобы без выбросов, сам видишь, центральное отопление. И со всем справился совет. А тут – карапузов учить, тоже мне проблема.

— Шериф, мы сейчас не имеем права на ошибку, - возразил Алекс, - Под вопросом стоит уже не судьба цивилизации, а существование человека как вида. Без жесткой центральной власти мы можем проиграть. Надо строить единое государство. Предлагать присоединиться всех, кто хочет продолжения рода. Не все будут довольны, кто-то захочет захватить лекарства силой. Надо создавать вооруженные силы – и уже сейчас, здесь.

— У нас тут, значит, будет столица? - усмехнулся Шериф, - придется строить Белый дом.

— Нет, - сказал Алекс. - Столица будет там, - и он показал в сторону Черной пустыни.

С тех пор родилось много детей, и у них родились свои дети, которые уже не помнят прежней жизни. Когда люди выбирали, чем им заниматься, где жить, на ком жениться. Когда не было призыва в армию. Не было странных исчезновений соседей, которые не принято обсуждать. Но не было ни детского смеха, ни детского плача, и девочки не играли в классики, и мальчишки не пытались добраться до чужой яблони.

Иногда люди обсуждают, могло ли все быть иначе. Многие молодые спрашивают у меня о том, что было раньше. Они хотят знать, что они потеряли. Я им всегда отвечаю – не знаю, что потеряли вы, а я потерял только культю. Недавно один мне на это сказал, что он на моем месте не стал ходить с кривой спиной, а потребовал вторую механическую руку.

Господи, я каждый день благодарю тебя за то, что ты тогда услышал наши молитвы, и благословил нашу землю, и дети вновь стали рождаться. Не знаю, чего сейчас просят мои соплеменники для родной земли. Я же об одном прошу: оставь ее в покое.