Рваная Грелка
Конкурс
"Рваная Грелка"
18-й заход
или
Три миллиона оставленных в покое

Текущий этап: Подведение окончательных итогов
 

quadrissimo
№45323 "Зетран"

Зетран

 

— Три миллиона жизней – это плата за независимость?! – Руперт негодовал.

Стелмер помолчал, привычно прищурив глаза, и вместо ответа медленно зажег тонкий фитилек кристании. Она засветилась полупрозрачным голубоватым огнем, осветив низкий потолок и бросая обманчивые тени на стекло, за которым собирались грозовые тучи.

— Ах, оставь! – раздраженно проговорил Руперт.

— Не забивай себе мозги пустыми размышлениями. – Рокс Стелмер сложил кончики пальцев и откинулся на спинку дивана, вдыхая еле заметный дымок, поднимавшийся над пламенем и плавно тянувшийся в сторону двери.

Руперт отсел от кристании подальше, досадливо посмотрев на язычок пламени, старательно лизавший фитиль с дурманящим составом, однако его взгляд уже потерял твердость и решительность.

— Гормакс дал тебе карт-бланш не для того, чтобы ты занимался здесь самодеятельностью.

— Я не знал, что они живые. – Слова Стелмера не звучали, как оправдание. Это была просто констатация факта.

— Я тоже пока не уверен в этом, но… Для чего мы здесь выкладываемся? Чтобы понять, что к чему. А не затем, чтобы ставить бессмысленные и опасные эксперименты.

— Ну, ты пойми, - Стелмер расслабленно провел по глазам ладонью, - почти четыре года коту под хвост, - а тут… Всего четыре дня интенсивного воздействия. И какой результат!

— Подумай, они рассчитывали на то, что ты будешь принимать свои собственные решения, но в рамках разумного.

Присаживаясь на валик дивана, Руперт почти миролюбиво улыбнулся. Всю комнату заволокло почти незаметной глазу голубоватой искрящейся дымкой.

Стелмер вздохнул. Его веки медленно опустились.

 

«Мой маленький, ты устал?» Теплые мамины руки нежно провели по светлым волосам, прижали к себе. «Закрой глаза, забудь обо всем, тебе нужно отдохнуть». Да, эта бесконечная череда дней, всепожирающее пламя, яркий свет за бортом, ослепляющий, но дающий… надежду.

Но что-то нужно делать. Времени на отдых совсем нет. Нужно проснуться. Тем более брат расшумелся как никогда. Что это? Наверное, ему скучно. А я, как всегда, не уделяю ему внимания. Я слишком много забочусь о своих чувствах. Нужно чуть-чуть подумать о других. Так говорила мама.

 

— Мальчики, вы опять?

Дверь с непривычным потрескиванием отъехала в сторону – видимо, сломался какой-то механизм. Вошла Лита. На подносе стояли две чашки с кармоном.

Лита замерла на пороге, потом вздохнула и нажала на кнопку – дверь с натугой закрылась.

— Не стоит делать этого… так часто, – укоризненно сказала она, взглянув только на Стелмера.

Лита включила ионизатор, восстанавливающий биобаланс в помещении.

Она редко называла их «мальчики», но от этого у Стелмера внутри что-то вспыхнуло, словно огонёк кристании, и тут же погасло. В словах Литы не было никакой фамильярности. Ей было чуждо какое-либо заигрывание. Она была простой – и притягательной в своей естественности.

 

В воздухе запахло озоном. Картина, наблюдающаяся за стеклом, вполне соответствовала: грозовые тучи набухли и вот-вот готовы были разразиться дождем. Или снегом – трудно было сказать, что будет дальше. Об этом знал только микрочип на маленькой панели за бортовой обшивкой. А запах озона – не более чем побочный элемент очистки воздуха на борту.

 

— Я всего лишь попробовал применить воздействие, которое раньше использовали у нас для исследования состава горных пород.

— Агрессивным способом.

Стелмер помолчал. Лита направилась к двери.

— Погоди. – Руперт указал ей на место рядом с собой. – Посиди с нами.

Вздохнув, Стелмер посмотрел на потолок.

— Да, ее обычно не применяют, если есть малейшее подозрение в том, что пейзаж обитаем. Но… Несколько десятков месяцев наблюдений не давали нам повода усомниться…

Лита неуверенно села на краешек дивана. Руперт ободряюще посмотрел на нее.

— Что ж, будем молиться, что не вся популяция погибла.

— Молись. Я неверующий.

— Тебе повезло. – Руперт мрачно усмехнулся. – Хотя… Возможно, уже поздно.

— Не будем поднимать панику. По-моему, никто не пострадал.

— Да? Ты считаешь себя в полной безопасности? – Руперт иронически усмехнулся. – Читал об опытах, которые проводились на Гронасе?

Стелмер промолчал, но вопрос и не требовал ответа.

— Помнишь, что стало с детьми астронавтов, которые родились после возвращения на Землю? Даже если они могли говорить, у них…

Стелмер взъерошил волосы. Он выглядел очень уставшим и несколько… расстроенным:

— Это недоказано. И…

— Я… пожалуй, пойду. – Лита поспешно встала и вышла, закрыв за собой дверь.

Руперт проводил ее задумчивым взглядом, но не сделал попытки остановить ее. Стелмер, не мигая, пристально смотрел на него. Тот, не выдержав его взгляда, сдался.

— Ладно, извини. – Он обезоруживающе поднял руки вверх.

— Кажется, я просил тебя не обсуждать научные проблемы при ней, - глухо сказал Стелмер.

— Согласен. – Руперт старался не смотреть на собеседника. – Теперь это действительно было в последний раз.

— Не считай меня мальчишкой. И… не думай, что своими душещипательными рассказами тебе удастся привлечь ее на свою сторону.

Руперт не ответил. Оба молча пили кармон.

 

Лита привычным движением включила экран, села на кровать. На экране пробегали тени от колеблющихся ветвей, от крыльев пролетающих птиц, время от времени вспыхивали на солнце струи почти неприметного ручейка. Лита устало провела руками по лицу, прибавила громкость. К шелесту вечернего леса неуловимо прибавился какой-то звук – будто птиц в далекой чаще вспугнул кто-то, и они мечутся, не в силах остановиться, встревоженные каким-то зрелищем. В душе появилось неприятное чувство. Лита выключила динамики. Ей показалось, будто интенсивность звука поубавилась, но не более. Глядя на экран, Лита на несколько мгновений почувствовала себя так, будто она действительно находится в легком домике, отделенном от стемневшего леса лишь тонкими стенами и огромным, в пол, окном. Она зябко поежилась. Звук почти стих. Наверное, это система воздухообеспечения давала сбой. Стоило проверить ее надежность следующим утром.

 

Уже полчаса он наблюдал за Литой через стеклянную панель – она готовила обед. Было в этом неромантическом занятии что-то завораживающее и очень домашнее. На какое-то мгновение Стелмеру показалось, что он находится не на борту космической лаборатории, а у себя дома.

Лита привычным движением снимала оболочку с контейнера, помещала емкость в ячейку электронного аппарата, оценивающего баланс калорий, включала излучатель, доставала уже готовые, набравшие влагу сублимированные фрукты, подбирала красивые тарелки. Сверху на каждое блюдо она положила веточку крес-травы. Прямо как мама.

Стелмер встряхнулся. Что это? Эдипов комплекс? Но внешне Лита совсем не напоминала ему маму. Более того – маму он боготворил. Она всегда была для него внеземным существом (забавный каламбур, учитывая ситуацию – усмехнулся он), а Лита… Лита была просто девушкой, которая ему очень нравилась.

 

Они ужинали в большом зале.

Руперт мрачно смотрел на лес за окном, который выглядел пустым и безжизненным. Солнце освещало сосновые ветви, но лучи были холодными и, казалось, по-осеннему не грели, хотя в подлеске росло много густой травы, на которой лежали упавшие спелые ягоды. Трава не шевелилась. Ветерка не было совсем, а лесные жители, казалось, ушли в глубокую спячку.

Стелмер сидел к экрану спиной. Он смотрел на Литу и старался поддержать общий разговор. Впрочем, довольно безуспешно.

Деркс вообще был немногословен. Он заметно смущался, когда находился в обществе людей в количестве больше трех человек. Что не мешало ему великолепно общаться с техникой. Он был гением механики, и всем на борту казалось, что она работает как часы – так быстро устранялись все поломки. За три года, проведенные здесь после окончания колледжа, Деркс так насобачился в своем деле, что даже при сложном ремонте недавно введенного в эксплуатацию аппарата ему не пришлось обращаться ни к инструкциям, ни за онлайн-консультацией.

— А вообще-то мне тоже…

— Знаете, когда я была маленькой…

Лита и Деркс начали почти одновременно, решив прервать неловкое молчание.

— Извини, я перебил тебя, - Деркс смущенно улыбнулся.

— Когда я была маленькой, мне подарили на день рождения мини-город. Ну, знаете, все эти наборы, где построены мосты, крепости, дома – имитация настоящей жизни. Который населяют обитатели микромира – насекомые, пауки, улитки...

— Да, у меня был такой когда-то, - Руперт кивнул.

— В моем жили муравьи. Я очень обрадовалась, но не знала, как с ними обращаться. Сверху у него был стеклянный купол с отверстием для воздуха. Я положила внутрь кусочек сахара и вынесла город на лужайку. Они утащили сахар, а потом спрятались по домам. Я думала, муравьям стало холодно, и выставила их на самое жаркое место. Потом меня позвали кататься на слайтере. Вернулась домой я только когда началась гроза, а вспомнила о них лишь наутро. Оказалось, что город залило водой до самого края купола. Некоторые муравьи пытались взобраться на вершину башен, но их было много, и они не могли там разместиться. Все они погибли.

В зале наступило молчание.

Стелмер заговорил спокойным, невозмутимым голосом.

— Не переживай. Это опыт. Каким бы он ни был, он бесценен.

— Ну-ну. – Руперт старательно отрезал кусочек мяса.

Лита закусила губу, глядя в свою тарелку. Деркс вниматлеьно наблюдал за собеседниками.

— Ты знаешь, я с детства мечтал изучать психологию и реакции мыслящих существ, отличных от нас, - продолжил Стелмер.

— Ну и как? – усмехнулся Руперт. – Она есть, эта реакция?

— Теперь есть. По-моему, я что-то нащупал. Закончилась однообразная работа на благо теоретической астробиологии. Надеюсь, в ближайшие пару недель в нашей жизни произойдут большие изменения.

— Вашими бы молитвами… - улыбнулась Лита.

— Осторожнее, - серьезно сказал Руперт. – Молитвы могут воплощаться.

Стелмер почти раздраженно посмотрел на него.

— Я материалист. Единственное, о чем я стал бы молиться – это оставить какой-то след в истории науки. Сделать что-то такое, чтоб меня помнили.

Руперт хмыкнул.

 

Пожалуй, Стелмер лукавил. Была вещь, о которой он рискнул бы молить Бога, если бы верил в него. Он сам не отдавал себе отчета в этом. Но уже два месяца, два чертовых месяца (с тех пор, как сюда прибыла Лита) он мечтал о том, чтобы хоть на день остаться вдвоем с этой девочкой на такой маленькой планете, как эта. Не провести ночь, черт возьми, а просто посидеть рядом, поболтать. Он ощущал в ней родственную душу. Не каждая девушка ее возраста согласится потратить лучшие годы своей жизни на прохождение стажировки в отдаленной системе Зетран – а ведь эти несчастные три месяца (с учетом перелета) уже отняли у ее земной жизни почти двенадцать лет. Но, может, у нее были свои причины покинуть Землю (как появились они в свое время у него). Стелмер не знал об этом и думал, что еще не настало время спрашивать.

Насыщенное расписание Литы почти не оставляло ей времени на отдых. А Стелмер был не настолько эгоцентричен, чтобы потратить на пустую болтовню пару месяцев из ее драгоценной жизни «там». Поэтому сам практически никогда не заговаривал с ней.

Время ее пребывания здесь напрямую зависело от приобретенного опыта по выбранному профилю. И Стелмер не знал, как ему поступить. Иногда он был готов предпринять что угодно, чтобы в череде монотонных наблюдений, механически фиксировавшихся в отчетах, появился какой-то элемент, выбивающийся из общего ряда и готовый предоставить науке уникальные сведения. А иногда он думал, что готов остаться с этим человеком навечно и мог бы просить судьбу лишь о том, чтобы ничего в их жизни не происходило – ровным счетом ничего в той области их жизни, которая касалась работы.

Догадывалась ли об этом Лита, он не знал. Но чувствовал какую-то притягательную силу, исходящую от нее. А когда Лита спрашивала своим тихим голосом: «Мальчики, как дела?», Стелмер каждый раз вспоминал маму.

Мама входила в его с братом комнату сразу по возвращении из долгой отлучки, интересовалась, что произошло за время ее отсутствия, и по очереди обнимала сыновей – так нежно, ласково. Стелмер в эти мгновения испытывал такую защиту, счастье и умиротворение, что отдал бы все на свете, чтобы вновь испытать это чувство (особенно теперь, когда брата и матери уже не было в живых). И он чувствовал, что Лита может дать ему это. Но не об этом сейчас нужно было думать, совсем не об этом…

Напряженная работа сводила его с ума. Главное, его никто не просил выкладываться по полной, проводить бессонные ночи в лаборатории. Только честолюбие – главная движущая сила амбициозного ученого – побуждала его действовать.

 

Стелмер лег на кровать, подложив руки под голову. В висках пульсировала тупая боль. В конце концов, он тоже не вечен. На этой станции год идет за пять. И, скорее всего, это не просто слова. Он прекрасно осознавал все перспективы, но все же… Стоило попробовать. Завтра нужно еще прибавить дозу излучения.

 

«Мальчики, вы расшалились». Голос был мягок, но настойчив, однако ему невозможно было не подчиниться, хотя его источник трудно было определить сразу.

Мама всегда была очень занята. Несмотря на то, что она не работала, для нее всегда находилось занятие в доме. И – нужно отдать ей должное – дом сверкал. Это был настоящий дом, из которого не хотелось уходить никуда. Но… это было неизбежно. Мать всегда готовила их к тому, чтобы они выросли достойными членами общества и приносили людям пользу. Их с братом.

Тогда он оставил своего брата в покое. Пусть сам найдет себе занятие. Хотя… им так редко удавалось поиграть вместе. И эти игры редко напоминали fair play. Брат был все-таки моложе. Почти на семь лет.

 

Назойливый звук не прекращался. Стелмер с трудом открыл глаза – все-таки пора ограничивать эту практику с кристанией. Индикатор у двери настойчиво мигал. Стелмер взглянул на экранчик и разблокировал дверь. Лита вошла в комнату.

 

Они сидели на его кровати. Совсем близко друг от друга. За окном пробуждался лес. Правда, выглядел он не совсем привычно. Как будто художник набросил на незаконченный холст накидку из тончайшего шифона. Стелмер пощелкал тумблером – ничего не изменилось. Тогда он нажал на кнопку в углу панели. Картинка на мониторе схлопнулась, мгновенно превратившись в тонкую линию, а затем в точку, из которой почти немедленно, раздвигая границы пространства, высыпался искрящийся поток звезд, стремительно бегущий навстречу – изменчивый, бесконечный поток, обнимающий наблюдателя световыми бликами ярчайших оттенков со всех сторон трехмерного туннеля. Обычная заставка экрана.

— Спрашивай, - просто сказал он без всяких предисловий.

Для них никогда не возникало необходимости подбирать ненужные слова.

— Мы сделали что-то не так?

Она смотрела в его глаза спокойно и изучающе. И Стелмер не мог сказать ей неправду.

— Ты все делаешь правильно. Мне не в чем тебя упрекнуть.

— Я не об этом. Вчера… вы проводили эксперимент?

Стелмер усмехнулся: «Она никак не может решить, как говорить со мной – на ты или на вы. Иногда я ей близок как никто, она понимает все, что я говорю, чувствует даже мои мысли, дурачится со мной, как с одноклассником. А иногда… вот так вот официально».

— Лита, - мягко сказал он. – Если ты об этом, то лучше я начну с самого начала.

Четыре года назад они были посланы сюда, на планету Зетран, чтобы исследовать уникальное образование, присущее только данной системе. Основная формообразующая субстанция, зетрания, обладала удивительными свойствами, которые не позволяли отнести ее к какому-либо известному до сих пор классу материи.

— А почему это так важно?

— Потому что… потому что на остальных планетах данной системы (кроме небольших астероидов) это образование не позволяет кораблям даже осуществить посадку.

— А здесь?

— Здесь – единственное место, где нам удалось оборудовать автономную лабораторию благодаря тому, что мы отгорожены от зетрании мощным экраном плазмы. Хотя… она тоже весьма нехарактерна. Какие виды плазмы ты знаешь?

Лита улыбнулась. Похоже, она почувствовала себя на уроке первой ступени.

— Ну… молния, солнечный ветер. Полярное сияние.

— Есть хромоплазма, которая, по мнению большинства ученых, определяла состояние вещества и развитие Вселенной сразу после Большого взрыва. Она неустойчива, и для исследования ее свойств одно время пытались применить коллайдеры. А так, кварк-глюонная плазма, электрическая дуга и межзвездные туманности – явления в некотором роде одного порядка.

— Рокс, зачем вы мне все так подробно объясняете? – неожиданно спросила Лита. – Я заканчиваю МАХФиС.

— Прости. – Стелмер почему-то растерянно улыбнулся. – Мне казалось…

Помолчав, он встал и с лицом лектора, объясняющего первокурсникам базисные основы мироздания, почти серьезно продолжил:

— В общем, наша экранирующая субстанция тоже обладает еще не изученными характеристиками, хотя пару раз она позволила нам подойти совсем близко к зетрании и взять образцы материи. Вот один из них.

Стелмер достал из шкафчика небольшую коробку.

— Кристания? – Лита осторожно взяла коробку в руки.

— Она самая.

— А почему…

— Почему мы используем ее не совсем по назначению? Ну, жизнь на борту не сахар, особенно в последнее время, а я еще в колледже развлекался подобным образом. Ее атомный состав почти такой же, как и у фьюмов, которые мы использовали в то время.

Стелмер улыбнулся и вставил в кристанию фитиль, собираясь поджечь его. Похоже, он утратил всю серьезность.

— Не нужно, - тихо, но твердо сказала Лита.

Пристально взглянув на нее, Стелмер вздохнул и убрал коробку на место. Он хотел рассказать обо всем, но решил, что сейчас это не нужно.

Он мог рассказать ей о том, как он учился, мечтая о том, что СТЭК направит его в одну из этих систем. О том, как по чистой случайности его в последний момент включили в состав экспедиции. О том, как на первых порах он был удивлен и даже разочарован несоответствием реальности и своих представлений о работе ученого на удаленной планете – всей этой рутиной и упорной, не приносящей, казалось, никаких результатов работой. О том, как через полгода умер профессор Керман – единственный человек и настоящий ученый, которого он искренне уважал. И как это изменило всю его жизнь.

Лита прибыла значительно позже. Об этом ему предстояло рассказать ей.

О том, как он начал работать самостоятельно. Ему тогда пришлось предпринять колоссальные усилия, чтобы разработать программу. Но больше всего сил у него отняло выбить у Гормакса разрешение на самостоятельные действия. О том, как в итоге он рискнул провести эксперимент. И о том, наконец, как обнаружилось, что аморфная субстанция, напоминавшая внешне обломок скальных пород на развалинах какого-нибудь исторического памятника Земли, отделенная от корабля плазменным барьером естественного происхождения, представляет собой не только живое существо, но и мыслящую сущность! За последние дни корабль начал испытывать ее почти незримое, но настойчивое воздействие. Во всяком случае, так утверждал Руперт.

Как начал меняться пейзаж на экране, вмонтированном в стену каждой комнаты жилого отсека – экране, жидкие кристаллы которого преобразовывали состояние атмосферы, находившейся за пределами корабля, отражая ее состояние – возмущенное, спокойное или потенциально неустойчивое. Так на экране отображалась смена времен года, не имеющая ничего общего с сезонами, к которым они привыкли на Земле.

Однако до сего дня это было не более чем предметом интерьера – монитором, представляющим собой обои с имитацией живой природы. Совершенно голая пустыня с каждодневно меняющимся рельефом (что поначалу было удивительно для вновь прибывшего человека), отгороженная барьером низкотемпературной плазмы, преобразовывалась в привычный землянам лес средней полосы. Но со вчерашнего дня грозовая атмосфера начала сгущаться.

Стелмер молча посмотрел на Литу и… решил ограничиться тем немногим, что он уже успел рассказать ей.

— Я не хотел тебя грузить всеми подробностями, когда ты приехала. Недолгая практика узкого специалиста вообще-то не предполагает детального погружения во все особенности проводимых исследований. Но тогда я не знал, что тебе… - Он как-то тоскливо посмотрел на лес за окном, провел руками по лицу и посмотрел на Литу сквозь прядь волос с пробивавшейся сединой, упавшую ему на лицо. – Впрочем… это неважно. Говоря вкратце, детальное исследование этой субстанции позволит нам провести аналогию всей системы и провести доступ к… - Он снова сел рядом с ней.

— Эй, вы здесь? – На экране появилось лицо Руперта.

Лита встала. Стелмер молча выключил экран компайлера.

 

— Ты не сказал ей всего. – Руперт смотрел на экран монитора. В таблицах снова что-то не сходилось.

Стелмер мрачно смотрел на лес за окном. Да, он не сказал ей всего. Он не говорил о том, как погиб Керман. Он не говорил о головных болях, которые все чаще преследовали его. Они проходили только после «сеанса» кристании. Похоже, теперь он привязан к этому месту навсегда…

Наконец он прервал глубокую паузу:

— А для чего я здесь вообще? У тебя есть какие-то идеи?

Руперт не ответил. Наконец он отвернулся от экрана – программа выдала итоговый результат. Его лоб прорезала суровая складка.

— Смотри. – Он показал на монитор. – Все подтвердилось. Там было не меньше трех миллионов особей. И все они мертвы.

Стелмер усмехнулся:

— Немного. Учитывая размеры популяции.

— Вполне достаточно для того, чтобы запустился необратимый процесс.

— Чего ты хочешь? Обратного пути нет. В конце концов, ты всего лишь программист.

— Понял. – Руперт сощурился. – Всяк знай свое место. Но я не хочу оставаться в стороне. – Он приблизил свое лицо к Стелмеру. – Да и не смогу.

Стелмер был удивлен. На лице его собеседника появилась плохо скрываемая ярость.

— Что я, не вижу – ты перед ней выделываешься?! И вообще, твои амбиции, твоя хваленая независимость поставили нас на грань катастрофы. Ты забыл главное правило экспериментатора?

— Ты меня обвиняешь? Пойми, я тоже не вечен. Четыре года здесь, и долгие годы там, на Земле… И это все впустую?! А так… лети, я тебя не держу. Но ты же сам захочешь остаться, - тихо добавил Стелмер.

Он молча прислонился к стеллажу с файлами: рассвет в горах, прощание с друзьями, пробные прыжки с соноплана, студенческий отдых на Кирмеле, фотография улыбчивой соседки по коридору, первые литературные опыты – все хранилось здесь в виде туго спрессованной цифровой информации.

— Да, мы сами выбрали это. Без права вернуться к тем, кого любил, к кому был привязан. Но… другие не должны пострадать. Ты зашел слишком далеко. Мы в ответе за тех…

— …кого обучили? Пожалуй. Что ты предлагаешь? – Стелмер вопросительно поднял бровь.

— Давай отпустим мальчика. Дерксу все равно улетать через три месяца.

Стелмер махнул рукой – «как пожелаешь».

— А Лита? – Руперт нервно расхаживал по небольшому залу. – Если тебе не жалко нас двоих, то чужой жизнью рисковать мы не имеем права.

— Ей решать.

— Ладно, я поговорю с ними.

Стелмер был сдержан. Он встал, задумчиво поигрывая зажигалкой. Резким движением Руперт убрал со стола кристанию, положил ее в шкаф и прислонился к дверце. Стелмер пожал плечами.

— Хорошо. Не сейчас. Но я буду продолжать опыты. И никто не сможет меня остановить.

Жестко взглянув на Руперта, Стелмер сжал кулаки.

 

Как ни странно, после недели воздействия приборы слежения (ультразвуковые датчики и инфракрасные камеры) стали давать более четкую картинку. Будто плазма отступила, давая возможность экспериментаторам наглядно убедиться в плодах своих трудов. Стало видно, что капсулы величиной не более 1,5 см напоминают огромные клетки, которые имеют собственное движение, подчиненное, однако, какой-то неуловимой системе – ранее это считалось искажением изображения, порожденным наличием плазменного барьера. Стелмер с энтузиазмом писал подробный отчет. Руперт понял, что пора действовать.

 

— Слушай, я думаю, это не самый лучший опыт для тех лет жизни, которые уже не повторятся. – Руперт был мягок, но настойчив.

— Что ты имеешь в виду?

— Лита, ты знаешь этот временной парадокс. Чем дольше ты остаешься на этой планете, тем меньше шансов у тебя вернуться в то время, из которого прибыл. Поэтому… возвращайся обратно, прошу тебя! Ты успеешь увидеть старость своих родителей, пообщаться с друзьями.

— Я знаю, на что шла.

— Подумай. Нас со Стелмером на Земле уже никто не ждет. Кроме сотрудников СТЭКа, механически выполняющих свою работу, отслеживающих своевременность подачи отчетов и соблюдения всех сроков. А ты… У нас форс-мажорная ситуация. Я подам рапорт, и тебя без проблем вернут обратно.

— Моя практика еще не закончилась.

Руперт взглянул в ее глаза, и понял, что она уже не передумает.

— Что ж, это твое решение.

 

— Она категорически отказалась лететь. И боюсь, никакая сила не сможет убедить ее в обратном. – Руперт усмехнулся. – Думаешь, только ты один имеешь право на независимость?

Стелмер пожал плечами.

— А ты, похоже, доволен? – Руперт искоса взглянул на него. – Я говорил ей о том, что она молода, что оставшиеся дни и недели уже ничего не изменят здесь, в нынешней жизни. А на Земле в это время пройдут долгие годы. Она думала, что здешний опыт будет незаменим для последующей работы, а на практике…

— Что на практике? Каждому из нас жизнь дается только один раз. Впрочем, как тебе – не знаю. – Стелмер усмехнулся. – Ты же у нас веришь во что-то. А я жесткий материалист. Что не мешает мне тоже иметь свои планы, мечты, желания. И у меня одна жизнь. А как я распорядился ей? Меня предупреждали, что не стоит делать этого, но я… я выходил туда сначала раз в две недели, потом каждые десять дней. А теперь… теперь выхожу практически каждую ночь.

Руперт смотрел на Стелмера широко раскрытыми глазами.

— Что, удивлен? – Стелмер опустил уголки губ.

— Но… это же запрещено по инструкции.

— А мне… плевать я хотел на эти инструкции! Мне нужно было сдвинуть эту махину с мертвой точки. Ты понимаешь, я хочу оставить какой-то след после себя! Даже если мне еще недолго осталось. А ведь мне всего двадцать семь.

— Тебе?! – Руперт изумленно смотрел на него.

— А что? – Стелмер криво усмехнулся. – Я так плохо выгляжу?

Повисла пауза.

— Ну, как сказать…

— Да, я, конечно, подвергался излучению еще в СТЭКе, но… А сколько, ты думал, мне лет?

— Ээ, тридцать… девять.

— Понятно. А… она… тоже так думает?

— Не знаю.

Руперт пожал плечами. Но, взглянув на Стелмера, сел прямо напротив него.

— Правда, не знаю. А что, - сказал он, понизив голос, - ты думаешь, это имеет для нее какое-то значение?..

 

«Мальчики, вы опять ссоритесь? Рокс, почему ты никогда не думаешь о других?»

Стелмер почувствовал себя виноватым.

Надсадный звук мешал спать, усиливая головную боль, которая даже во сне давала о себе знать.

«Сейчас, мама, сейчас я все исправлю…» Спросонья он протянул руку к панели и нащупал тумблер. Шелест мокрых листьев прекратился, но вибрация проникала до самых костей.

«Подожди, мама, сейчас я что-нибудь сделаю…» Но, наверное, уже поздно.

Еще не открывая глаз, он почувствовал, что сейчас проснется и снова увидит себя на койке в полупустом отсеке корабля. И никаких привычных вещей рядом, только ряды файлов на полке в лаборатории – бери любой и выуживай из памяти любой кусок прошлого, который тебе сейчас покажется нужным. Если еще будет в этом необходимость.

 

Стелмера пробудил отчаянный звук коммуникатора. Обычно он отключал его на ночь, но Руперт задействовал режим Unexpected emergency.

— Все кончено. Какой-то сбой в системе препятствует выработке кислорода. Похоже, датчик уровня сломался. Обычно требуется два дня, чтобы запустился обратный цикл. Но…

— Ты сам настаивал, чтобы мы отправили Деркса.

Руперт посмотрел на Стелмера долгим пронизывающим взглядом.

— Поверь мне, Деркс здесь не помог бы. …И уже никто не поможет.

Он долго рассказывал Стелмеру о сложившейся ситуации. Трагедия была в том, что погибла почти вся популяция коритов.

Особую колонию коритов – микроскопических существ, которые практически не могли двигаться, но полностью обеспечивали весь цикл своего существования и обладали зачатками разума – привезла с собой еще первая экспедиция. На борту находилось большое количество блоков с живым субстратом, достаточное для функционирования в течение как минимум пятнадцати лет, и, несмотря на то, что никто не заморачивался поддержанием оптимального режима их содержания, их количество возросло вдвое за время полета. Они обладали способностью преобразовывать практически непригодные для существования человека вещества в материю, необходимую для его жизнедеятельности. И вот теперь этот дешевый и незаменимый организм почти исчерпал свои возможности.

— Похоже, на них воздействовала какая-то мощная сила. Иначе я не могу все это объяснить. Во время наших испытаний они выдерживали жесточайшие условия, выживая даже после ядерного взрыва. Но это еще не все. В общем, четыре генератора из шести не работают.

— Их можно починить? – сухо спросил Стелмер.

— Программно это невозможно. Я попробую что-то сделать. Но… только один из рефрижераторов я смогу перевести в режим аварийного обеспечения. Это все, что в моих силах.

— Понятно. – Стелмер внешне не выдавал своего волнения.

— Помимо всего… Смотри.

Стелмер взглянул на экран и не поверил своим глазам. Привычные выкладки, столбики таблиц, индикаторы состояния – зеленые, оранжевые… Плазменный экран планеты почти исчез. Однако датчики слежения не работали. Он с трудом осознал то, что им теперь вряд ли удастся увидеть собственными глазами или с помощью приборов вожделенную картину – все, что было скрыто за бесстрастным барьером в течение всего периода времени с тех пор, как отдаленная вспышка заявила о рождении этой планеты.

— Так, дальше что? – мрачно сказал Стелмер, взяв себя в руки.

— Запасы крови и стволовых клеток нужно свести к минимуму.

— Главный сервер отключен. Он почему-то не работает даже в режиме чрезвычайной ситуации.

— Это уже хуже. – Стелмер мрачно потер переносицу.

— И, Рокс… Самое главное. Запасов переработанного кислорода нам на троих хватит не больше, чем на три недели.

 

Голова гудела. Нужно было срочно отдохнуть.

«Рокс, сынок, о чем ты думаешь?»

Стелмер помотал головой, достал из шкафа кристанию и поднес к ней огонек зажигалки.

Зетрания – неизведанная людьми, загадочная субстанция – еще жила. И, кажется, предпринимала отчаянные усилия, чтобы сохранить свою безопасность.

 

Ночью Руперт отключил свою систему жизнеобеспечения. Когда Стелмер вошел в комнату, он лежал на своей койке спокойный и отрешенный. За окном бесшумно шелестел последними листьями трехмерный лес – ветки были почти голыми, а оставшиеся листья выглядели так, будто подверглись длительному воздействию какой-то безжалостной силы. В одном месте пиксели монитора перегорели, и пятипалая птаха на черной безлиственной ветке беспомощно шевелила маленьким монохромным крылом.

 

В зале на столе Стелмер нашел записку:

«Береги Литу. Несмотря на весь свой цинизм, ты не простишь себе, если с ней что-нибудь случится.

Аварийное обеспечение будет поддерживать в зале нужный биобаланс

Я уничтожил стенд с образцами своей материи, плазмы и ДНК – они мне больше не понадобятся. Отправил запрос Гормаксу – ответ придет через пару недель. И… я стер твою программу, запущенную в операционный сервер. Облучение прекращено. За счет этого высвободится энергия, которой хватит для вашего жизнеобеспечения минимум на год.

Я думаю, именно об этом ты мечтал – вы будете находиться в этом зале достаточно долгое время, одни. Остальные помещения непригодны для жилья. Только этот зал и подсобка (душ, кухня – там все необходимое).

Дышите, дышите меньше. Войдите в режим строгой экономии. Я знаю, что дышать так хочется. Дышать полной грудью после бессонной ночи, вдыхать воздух этого счастья, которым хочется упиться сейчас, пока оно не кончилось. Потом – гори оно все в синем пламени, которое простирает свои жадные языки за бортом корабля. Но вы все же постарайтесь. Постарайтесь оставить себе хоть что-то на будущее. Чтобы это будущее было.

А потом, когда всё… Если всё кончится благополучно… Я знаю, ты не сможешь оставить своих идей.

Но не забудь о зетрании. Помни о том, что это живое существо. Я знаю, не в твоих силах прекратить свое наблюдение за ней. Об одном прошу: оставь ее в покое».