PetNik
№45336 "Нераскрытая тема"

НЕРАСКРЫТАЯ ТЕМА

— Три миллиона жизней – это плата за независимость?! Ну, брат, не знал что ты такой скряга, - сидящий во главе стола поправил галстук, прижатый бриллиантовой булавкой. – Я считаю, что это минимум в два раза меньше реальной цены.

— Постой, постой. Что значит в два раза? Мы договаривались. Это было непросто – найти эту планету. Три миллиона – по минимальной оценке. Правда, больше четырех там нет в любом случае…

— Ну, значит, ищите еще. С нашего разговора прошел год, инфляция, знаешь ли. Только из уважения к тебе и твоим людям - пять. И еще скидка в подарок - будем считать, что на уже найденной – четыре. Команда заготовки готова, ждет только вашего подтверждения. Я сегодня прекрасно себя чувствую, поэтому безмерно добр, пользуйся. Найди еще один миллион– и вы свободны.

— Ты же не думаешь, - в голосе звучала неприкрытая угроза. – Что можешь вот так обойтись со мной? Ты же понимаешь, что это нереально, нам просто повезло, нам так не повезет дважды. И потом – мы долго не могли решиться, все-таки целая колония. Нам пришлось подавить бунт и казнить собственных товарищей, которые прокляли нас перед смертью!

— Спокойно. То есть вы легко топите в крови четыре миллиона, а пятый не можете? Запоздалый приступ гуманизма? Я думал, мальчики становятся мужчинами и перестают заниматься ерундой. Спокойно! - видя, что его оппонент начал подниматься, владелец галстука и бриллиантовой булавки поднял руки в успокаивающем жесте, но голос его зазвенел железом. – Спокойно, Вольт! Твой взрывной нрав может в очередной раз сыграть с тобой злую шутку. Ты же не хочешь, чтобы твои ребята узнали содержание нашего прошлого разговора? Сядь!

На лице мужчины в мышиной форме заходили желваки, но он прикрыл глаза и медленно опустился на стул.

— Ого, а ты сильно изменился с нашей последней встречи, - в голосе звучало неподдельное удивление. – Или ты быстро учишься, впрочем, это не так важно. Ладно, сегодня тебе везет так, как никогда еще не везло в жизни. Я согласен принять твой взнос. Первый взнос. Да, сядь же ты, дубина, и дослушай. Я знаю, что в стае был конфликт, и вы стреляли в своих товарищей и родственников, но эти люди ценили жизни других выше свободы, а значит и жизни вашей стаи. Они не достойны жить и ты знаешь это лучше меня. Но это лирика. Я дарю тебе координаты планеты, по всем признакам, там была старая колония. Молись, и ты сможешь найти там свой последний миллион. Тебе ничего не надо делать, только разведка, определение параметров, оценка уровня и занесение в реестр. В общем, как обычно. А я пока дам команду подготовить бумаги, и, если ты вернешься с хорошими вестями, семья Гладдов вернет вам то, чем владела последние семь веков – право распоряжаться собой и все, что может считаться имуществом стаи, включая находящихся на ее территориях членов бывшей Восьмой Стаи Подчинения. Ну, и, конечно, Свободная Стая Вольта получит право на покупку планеты.

Закончив длинный монолог, владелец булавки снова поправил галстук и внимательно посмотрел на собеседника.

— У вас есть месяц, - продолжил он после непродолжительного молчания. – Не теряй времени!

По экрану пошли помехи, которые скрыли величественный кабинет, владельца булавки с бриллиантом невообразимых размеров и его оппонента.

— Вот такая вот история, - Вольт вздохнул, выключил комм и отложил его в сторону.

Старик, сидевший на бревне рядом с ним, вздохнул и спросил:

— Сколько еще осталось?

— Завтра – последний день, - сощурившись, ответил Вольт.

— Ага, - глубокомысленно отозвался старик, встал и посмотрел вверх. В голубом небе лениво ползли немногочисленные облака.

— Мы молимся о независимости уже больше пятисот лет. Мы сменили десятки религий, но сейчас осталось две… Оставалось две, - поправился Вольт немного сконфужено. – До недавнего времени. Одни молились хотя бы о шансе и клялись не упустить этот шанс. Вторые говорили: «Бойтесь, того что Он услышит вашу молитву, потому что вы просите так много, что с вас спросится еще больше». Но когда нам выпал шанс, мы решили, что положим половину стаи, но выполним грант, который дает Советник. И только потом поняли, о чем нас предупреждали. Но сделали выбор. И религия осталась одна… А я остался без брата.

— Это был трудный выбор, - старик погладил бороду. – Зачем же вы ждете? Почему мы говорим сейчас?

— Ты не понимаешь, старик, ты многого не понимаешь. Ты не знаешь, почему он послал нас. Мою стаю. Вам не хватает информации. Иначе вы бы поняли.

— Мы бы поняли. Боюсь, я и так понял. А чем вы измеряете это?

— Единицы мышления, - в глазах Вольта не было удивления, только непроизвольный вздох вырвался из груди, в котором явно звучала зависть. – Для вашей расы норма – двести девяносто. Семья Гладд гордится теми членами, у кого больше ста восьмидесяти. Наша стая почти в самом конце, меньше пятидесяти. Ноль определен, как порог для разумных.

— Но мы все потомки одной расы, как могла возникнуть такая разница? – старик снова опустился на бревно рядом с Вольтом.

— Слишком много времени прошло. Вас ведь не смущают мои четыре руки? Один из законов, который подтверждается уже очень давно – чем больше мутация в физиологическом развитии, тем меньше интеллектуальная, природа совершенствует расу либо так, либо так. Но ваша беда не в этом законе, хотя вы с членами семьи Гладд внешне очень похожи, а в другом. В том, который говорит, что более интеллектуальная раса раньше или позже подавляет остальных, единственное условие – отсутствие геноцида. У нас всего восемь семей и никто не обрадуется девятой. Поэтому здесь мы, которые должны были обрадоваться, собрать данные и отправить сигнал команде заготовки. Не задумываясь. Скажу честно, я не знаю вашей судьбы, но планета будет чистой меньше, чем через неделю.

— Вы все время талдычите раса, раса. Мы же одна раса. Несколько генных мутаций, которые элементарно делает любая лаборатория у нас в столице, не делает из человека монстра. Разве дело в этом? Разве геном или интеллект делает нас людьми?

— Я не знаю, что делает нас людьми. Да мы и не люди. Мы материал Восьмой Стаи подчинения. Да, именно так. Мою сестру назвали образцом четырнадцать восемьдесят два триста шестнадцать второго уровня материала Восьмой Стаи, когда она плакала у меня в объятиях. И я знаю, что через пару дней мы будем называться людьми Свободной Стаи Вольта, если я нажму кнопку на комме.

— А если не нажмете?

— Нам придется вернуться. Команду заготовки можно отправить и без нас, но все откроется потом, когда материал будет пущен в работу. Нас даже не подвергнут порицанию. А вот если команду вызовет один из членов семьи – будет объявлено истребление. Поэтому они могут решить, что не стоит связываться. В семьях нет воинов, там есть только трусы. Они не будут пачкаться. То есть, скорее всего они не найдут способа замолчать ваше существование, и тогда совет семей будет вынужден объявить о создании девятой семьи. Но мы в этом случае лишимся уже не свободы. Мы будем объявлены материалом без стаи. Даже мой убогий, по сравнению с вашим, интеллект позволяет это понять. А это значит лишиться всего. Теперь вы меня понимаете?

— Топорная интрига, не находите?

— Раз уж мне хватило интеллекта понять ее – да. Нахожу. А еще она подлая.

— Понятие подлость есть только у разумных. Значит, как бы вы себя не называли, вы разумны. Вы люди.

— Там, где мы нашли три миллиона, ноль – было средним значением. Были особи с тридцатью и выше. Но мы посмотрели только на среднее. И успокоили свою совесть. А потом воевали с несогласными. И назвали это искупительной жертвой. И опять успокоились. Вы думаете, мы – люди?

Старик поднялся и, глядя воину в глаза прошептал:

— Я прошу Вас, об одном прошу, оставьте нас в покое!

Вольт дернулся, как от удара. Он замер, глядя вдаль, руки бессильно опустились. Затем Вольт удивленно посмотрел на старика и покачал головой, словно соглашаясь с чем-то. Он бросил комм на землю и начал методично растаптывать его тяжелым армейским сапогом. Это был символичный жест, причем, скорее для себя, чтобы обозначить перейденный Рубикон.

— Когда я подполз к умирающему брату, я увидел, что его шея истерзана и вся в крови. Я хотел помочь, мне казалось, он хочет что-то сказать. Я пытался поднять его голову, придержать ее, но, с каждым движением крови было все больше, а я ничего не мог от него добиться. И, наконец, он прохрипел: «Голова. Черт побери, как больно! Об одном прошу, оставь ее в покое!»