Рожон
№45358 "Одиннадцатый вариант"

Одиннадцатый вариант

Comin' in on a wing and a prayer,

Comin' in on a wing and a prayer…

– Три миллиона жизней - это плата за независимость?!

– А сколько вообще стоит независимость? Да и только ли о независимости идёт речь? Да, эта группа людей будет находиться в условиях повышенного риска обитания вне родной планеты, но что взамен приобретёт человечество? Впервые космонавтика преодолеет барьер самоокупаемости. И дело не только в расходах общемировых ресурсов. Успех будет гораздо масштабней! Человечество только с этого момента поменяет статус планетарной общности на общность космическую. Например, сможет формулировать и решать задачи не только планетарного, а космического выживания. В масштабах Солнечной системы, естественно.

– А человеческий фактор?! Куда вы денетесь от этого? Можно рассчитать механизмы и процессы, можно создать многослойную защиту, но что вы будете делать с людьми?! Внепланетная популяция повышает шансы на выживание человечества при катастрофе планетарного масштаба, но это же самое обстоятельство служит причиной расширения списка возможных рисков планетарного масштаба! С трудом можно предсказать поведение одного конкретного человека, но предсказать поведение множества людей? Множества групп людей! Людей находящихся в зоне риска, под прессом непрерывной угрозы? Да, возможно ли это хотя бы в теории?

– Прошу прощения у членов учёного совета и участников прений, пришла срочная информация! Произошла авария на исследовательско-транспортном корабле «Каскад»! Предлагаю старшему секретарю совета включить информационное сообщение.

– Ах, вот вам и реализация повышенного риска для четверых из предполагаемых трёх миллионов!

В Малом зале учёного совета загорелся яркий свет, известивший о завершении дискуссии, строгий женский голос зазвучал чётко, с неприятным холодком в интонациях:

– Космический корабль «Каскад» на пути к спутнику Марса – Фобосу потерпел аварию. Произошло разрушение реактора, питавшего энергией корабль и плазменный двигатель. Произведён аварийный отстрел агрегатного отсека, содержавшего реактор. Грузовой отсек корабля разрушен. Экипаж, в количестве четырёх человек, перешёл в режим борьбы за живучесть. Принимаются меры по ликвидации последствий аварии. Данные обрабатываются.

Звук щелчка, пауза, мужской голос:

– Командир Центра Управления по Борьбе за Живучесть Аверьянов. Оперативная группа приступила к расчёту исходов ситуации. В секции и отделы Учёного совета Интернационального Управления Космонавтики направлены срочные запросы, прошу незамедлительной информировать о времени исполнения запросов.

В рубке управления «Каскада» звучал сосредоточенный голос командира, диктовавший радиограмму:

– Герметичность проверена, утечек атмосферы нет. Двигатель без замечаний, накопительные батареи в порядке, щит поглотителя в норме. Рабочего тела для двигателя осталось восемнадцать и ноль одна процента. При разрушении управление реактором было утеряно по всем каналам, утечка росла, радиационный фон превысил предельное значение в четыре и ноль пять раза. Было принято решение о расстыковке с приборным отсеком. Пиропатроны сработали, расстыковка произошла штатно. Система увода отработала четырнадцати секундный импульс. СЖО (система жизнеобеспечения) выключена и проходит консервацию. Активирована САЖа (система аварийного жизнеобеспечения). Питание систем производится от солнечных батарей, располагаем сорока пятью киловаттами, требуется шестьдесят семь для поддержания САЖи. Производим оптимизацию расходов. Сводка мединженера будет отправлена через тридцать минут. Штурман просит начать астрокоррекцию через пятьдесят пять минут. Повторяю…

– Аверьянов, найдётся у вас несколько минут?

– Да, Сергей Иванович.

– Мне нужен краткий отчёт о шансах экипажа на спасение. Насколько понимаю, экспедиция утратила своё значение окончательно.

– Так, кратко ситуация следующая. Экспедиция утратила своё значение в момент аварии. Сейчас вопрос стоит только о спасении экипажа. Уже изучены десять штатных вариантов спасения, для части из них ещё производится доводка. С высокой вероятностью по каждому из них будет получен отрицательный ответ. Рабочее тело для двигателя осталось, но его мало. В свободном баллистическом полёте, в пределах «гравитационного тоннеля», находится автоматический корабль – танкер, как часть системы борьбы за живучесть. Если удастся достичь танкера, тогда получится добраться и до станции на Фобосе. Требуется совершить сложный манёвр к танкеру, рабочего тела должно хватить при работе двигателя в режиме форсажа. Но, потеря реактора лишила энергии плазменный двигатель. Поэтому шансов нет даже на обычный запуск. Солнечных батарей едва хватает для поддержания САЖи. Они, что называется, «скребут САЖу». Мы ограничены временем. САЖа выбирает воду из системы биозащиты для производства питьевой воды и регенерации воздуха. Они уже получили приличную дозу радиации, воздействие которой пока удаётся парировать медикаментами. Но, биозащита расходуется, радиационное облучение естественной природы возрастает, и это всё на грани развития острого лучевого поражения. Медикаменты противорадиационного действия также заканчиваются, тогда лучевая болезнь немедленно себя проявит. Таким образом, сейчас ситуация стабильна, но время на исходе.

– Какой-то выход найден?

– Появился одиннадцатый, нештатный вариант. Сейчас он прорабатывается. Подсказку нам дал командир «Каскада» Самарский. Его корабль оборудован экспериментальным щитом-поглотителем, который использовался как вторичный контур получения энергии от реактора корабля. Щит остался неповреждённым, находился вне агрегатного отсека. Исправный поглотитель в комбинации с накопительными батареями теоретически позволяют собрать энергию для работы двигателя. Риск остаётся даже в этом случае, ещё никто не эксплуатировал плазменный двигатель в режиме форсажа. Самарский предложил произвести накачку батарей мощным лазерным лучом.

– Разве у Земли есть лазерное оружие такой мощности?

– Нет, оружия нет, а вот импульсная экспериментальная станция для … ммм… для «передачи контактёрской информации» в ближайшие звёздные системы есть на Луне. Проект на грани научного авантюризма действует с переменной активностью последние полтора года. Капитан Самарский настоятельно рекомендует, чтобы мы направили на его корабль лазерный луч этой станции.

– Каковы шансы?

– Мы изучаем сейчас этот вариант, суммарная оценка вероятности успеха по мере расчёта возрастает, но…

– Что-то не так?

– В данном случае Самарский предлагает нам тщательно прицелиться в его корабль, как в подвижную убегающую мишень, и попытаться сжечь его лазерным лучом высокой мощности. Поглотитель по площади меньше самого корабля и не сможет надёжно его прикрыть, сам корабль движется в пространстве по баллистической траектории. Наши возможности по наведению излучателя ограничены. Фактически мы должны точно выстрелить по цели размерностью … почти без размерности. И сделать это должны изуверским способом, в несколько приёмов, поскольку излучатель является импульсным устройством.

– Какие опасности наиболее значимы?

– Велика вероятность попасть в корпус корабля, потому что навести излучатель точно на цель практически не возможно. Капитан может совершить манёвр двигателями ориентации, и прикрыться от смещения пятна контакта щитом-поглотителем, спрятав корпус корабля за ним, но нет никакого оборудования предсказывающего движение пятна контакта. Минимальную информацию можно получить только с самого щита. Щит должен выдержать лучевой удар, предварительные расчёты это подтверждают.

– Чем мы можем вам помочь?

– При положительном решении по одиннадцатому варианту надо будет отдать максимум энергоресурсов Луны на станцию излучателя. Нам не достаточно мощностей Лунной Вычислительной Сети, нужны прима-квоты в Глобальной Вычислительной Сети. Это нужно немедленно. Требуются соответствующие распоряжения.

– Будет сделано так быстро, как только возможно. Можете назвать хотя бы оценочные шансы на спасение?

– Сейчас производим окончательные расчёты, ещё есть время до точки «ресурс-невозвращения». Мы уже успели отказать капитану Самарскому, никто не хочет заживо сжечь его экипаж. Но и другого варианта спасения пока не найдено. Вот такой выбор: позволить экипажу медленно умереть от лучевой болезни, мучительно угаснуть от обезвоживания, задохнуться без воздуха или разом сгореть от доброй дружеской помощи Центра Управления по Борьбе за Живучесть. Капитан дал нам честное слово, что всё закончится благополучно. Но, на планете Земля всё ещё нет нравственных законов оправдывающих «добрую» эвтаназию. Наш ЦУБЖ часто называют «зубы» или «челюсти». Но даже у нас, людей грубых и прямолинейных, не поднимется рука дать отмашку на импульс гигаваттной мизеркордии. И это ещё не всё. Капитан Самарский условленной фразой в радиограмме дал знать, что ухудшилась психологическая устойчивость экипажа.

– Человеческий фактор…

– Да.

– Что мы знаем о Самарском?

– Лётчик-испытатель высшей квалификации. Лётчик-космонавт первого класса. Космонавт-испытатель высшей квалификации. Имеет награды. Женат, четверо детей.

– Сделайте то, что он просит.

– Извините, Сергей Иванович, но даже ваше звание президента Интернационального Управления Космонавтики не позволяет отдать такое распоряжение. По уставу ЦУБЖ, только командир ЦУБЖ может принять окончательное решение. Мне предстоит сделать выбор в ближайшее время самостоятельно. Но вы можете подписать приказ о замене командира ЦУБЖ.

– Аверьянов, делайте своё дело спокойно. Вся надежда сейчас на вас. До новостей.

– Доброго здоровья, Сергей Иванович.

– Капитан, время.

– Встаю. Что у нас? – капитан расстегивает спальник, выплывает из него.

– Давление в порядке. Температура плюс десять. Падает. Питьевой воды по сто миллилитров на двенадцать часов. Пока так. Чай будешь?

– Да, давай чаю. Пришли медицинские нормы? – капитан натягивает утеплённый комбинезон, но взглядом уже работает – цепляет основные показания на центральной консоли.

– Да, наш медик молодец, поправка столь малая, что … молодец, одним словом.

Штурман протягивает капитану тубу с чаем, капитан прихлёбывает глотками скупыми, расчётливыми.

– Капитан, обязательно заешь таблеткой, воды-то больше не будет. Еду растворять нечем, а скоро вообще грызть придётся.

– Температура быстро падает?

– Последний замер – три градуса за час.

– Инженер справился?

– Подурил немного, но осилил. СЖО заглушили. САЖу «скребли» вместе. Атмосфера стабильна, температуру удержать нечем. Радиация растёт, но пока терпимо. Остальное уже по части медика.

– Развесовку по «шептунам» сделали?

– Переделал после инженера уже во время вахты. На самом краешке, но в границе допустимого.

– Ответы на мои запросы пришли?

– Вот, пришли. «Зубы» трижды клацнули отказом.

– Кто подписал?

– Подписано Аверьяновым. Что же ты у них просил?

– … Потерпим, скоро разрешат. Аверьянову нужно время. Сейчас будет сбор, там всё и расскажу. Буди экипаж.

– Значит так, ребята. Дела наши обстоят… хорошо, – после этих слов капитана три пары глаз проявили неподдельный интерес, во взгляде медика он скорее даже был профессиональный, – Скажу больше, ситуация чудо как хороша. Авария зацепила нас краем, от источника проблем мы избавились быстро, чётко. Положение наше стабильно, двигатель исправен, корабль управляем. И главное, всего в каких-то двухстах пятидесяти тысячах километров от нас в «гравитационным коридоре» находится танкер «Стрела-44». У нас есть не менее трёх суток на то, чтобы совершить манёвр на сближение, торможение и стыковку с танкером. А там уже до Фобоса рукой подать, хоть бы и без микрогравитации на борту.

– Энергии для двигателя нет!

– Инженер, держи выхлопа, капитан же не закончил, – штурман укоризненно покачал головой.

– Чтобы запитать двигатель, придётся применить несложный метод. Называется «Вакуммная передача энергии», – капитан говорил так уверенно, что даже опытный штурман вскинул брови, – На щит-поглотитель с Земли направят луч, который запитает батарею накопителя.

Лицо инженера просветлело, медик нахмурился, опытный штурман пришёл в изумление и даже спросил:

– Капитан! А, как же наведение на таком расстоянии?

– А в наведении нам поможет взорванный реакторный отсек, который болтается на расстоянии нескольких сотен километров от нас. Его излучение отлично ловится радиотелескопами. Сейчас ты тщательно определишь точные параметры его движения относительно нас и отправишь данные на Землю.

– Алло, слушаю вас!

– Аверьянов?

– Я, Сергей Иванович.

– Мне передали, что началось развёртывание операции. Дайте краткую справку.

– ЦУБЖ принял решение на лучевой удар по аварийному кораблю. Других вариантов нет. Сейчас производится накачка излучателя. Закончен расчёт параметров стрельбы. Будет использован вариант стрельбы с наведением по вторичной цели. В роли вторичной цели отработает хорошо отслеживаемый аварийный реакторный отсек, там до сих пор продолжаются цепные реакции.

– Что там с человеческим фактором?

– Один из членов экипажа проявил психологическую неустойчивость в стрессовой ситуации. Медики предполагают, что возможно комбинированное воздействие шока от аварии и острой лучевой болезни.

– Кто он?

– Инженер-исследователь Марфин, следует в составе экипажа «Каскада» с назначением на Фобос.

– Что говорит Самарский, каково положение?

– Передал условный знак, что функциональность утеряна, но считает, что ситуация развивается подконтрольно.

– Что говорят психологи по состоянию самого Самарского?

– Как обычно, рисуют восходящие кривые депрессивных обертонов.

– Он справится? Ваше мнение.

– … Он справится.

– Спасатели стартовали?

– Да. «Вариант» на орбите Фобоса начал разогрев реактора … восемнадцать минут назад. На Луне, на горе Усова проходит предстартовую подготовку «Циклон». Готовность «плюс сорок».

– Каковы шансы на спасение, если экипаж доберётся до танкера?

– Не менее девяноста семи процентов.

– Каковы шансы пережить лучевой удар?

– Приблизительно восемь процентов.

– В случае неудачи…

– «Вариант» придёт к месту аварии в любом случае, далее по обстоятельствам.

– Какая помощь может быть оказана?

– Никакой.

– Спасибо. До связи.

– Связь кончаю.

В центральной рубке «Каскада» четыре человека в скафандрах. Трое расположились у обзорных иллюминаторов тех, что находятся в боковой поверхности рубки, и позволяют наблюдать корпус корабля. Капитан занимает ложемент перед центральной консолью управления, в его руках зажата ручка управления «шептунами» – двигателями ориентации космического корабля. Маломощные двигатели ориентации позволяют вращать корабль относительно его центра тяжести и сейчас это единственный способ уклониться от разрушительного луча лазера, ударом которого будут пытаться напитать батареи аварийного корабля.

– Экипажу проверить скафандры, обзорность позиции, доложить о готовности.

– Штурман готов.

– Мединженер готов.

– …

– Инженеру-исследователю доложить о готовности!

– Да-да, я здесь! Я… я всё вижу!

– Напоминаю задачу! Проводить визуальное наблюдение, в случае появления нештатных эффектов на конструкции корабля – дать сигнал голосом. Всё. Приготовиться! Штурман, отсчёт!

– Шестнадцать… десять… пять, четыре, три, два, один, ноль!

– Радиаторы, сорок градусов! – медик хмуро наблюдает под звуки собственного голоса как отделяются куски белых волнообразных плоских пластин радиаторов, и начинают медленный завораживающий вращательный танец, расплываясь по пространству. Корпус корабля дёргается и недовольно кренится в сторону освободившихся радиаторов, как будто желает разглядеть своенравных танцоров. Это командир уводит махину корабля под защиту крохотного обода поглотителя.

– Солнечные батареи, сто пятьдесят четыре градуса! – штурман беззвучно ругаясь провожает глазами колоннаду иссиня-чёрных пластин, которая вместе со штангой и крепежом вежливо и величественно откланивается перед исчезновением из вида, потому что корпус корабля валится мимо собственного отбитого крыла. Язвительно по змеиному шипят дюзы двигателей ориентации, к этому звуку подмешивается тонкий свист. Транспарант на консоли не оставляет сомнений – разгерметизация. Голос командира припечатывает, дёрнувшиеся было, две из трёх фигур:

– Держать обзор!

И вдруг басовито, солидно и уверенно заливается зуммер перегрузки батарей накопителя.

– Луч взял! Стоим!

Корпус корабля дрожит под мелкими дозированными ударами. «Шептуны» качают тонкостенную махину корабля под чуткими пальцами человека замершего в ложементе. Настойчиво требует пощады для батареи зуммер, уходит воздух, об этом беззвучно кричат предусмотрительно заглушённые сигналы, и мучительно до отчаяния хочется что-то сделать для спасения корабля. Корабль резко валится на бок.

– А! А-а! А-а-а-а-а!!

– Обзор держать!

А вот транспарант «Люк шлюза открыт» никто и не думал выключать, поэтому он звонко заливается трелью тревоги.

– Быстрее в шлюз! Держите его! Инженер назад! Отставить!

– Они нас жгут! Они жгут нас! Быстрее наружу, спасайтесь! Быстрее! Спасайтесь! Гори-и-и-им!!

– Аверьянов?

– Докладываю. Импульс отдан. Срок ожидания ответа превышен на тридцать три минуты, сигнала пока нет. Наблюдали деградацию контура цели.

– Что это значит?

– Мы попали. Цель частично или полностью разрушилась.

– Уточнить можно?

– Нет, данные ещё обрабатываются.

– Что спасатели?

– «Вариант» начал разгон. Готовность «Циклона» – «плюс тридцать один».

– Капитан! Гитара! Да ты что? Играть собрался?

Капитан улыбается и завязывает привязные ремни ложемента главного пилота.

– Эй, доктор! Как там наш нокаутированный?!

– Нормально. Лёгкое сотрясение головы выписано нашим капитаном и глубокий целительный сон от меня.

– А как он ручку-то кремальеры крутил?! У него же скафандр инженерный, с электроусилителями на рукавах, а у нас спасательные! Ну, думаю, всё! Не удержим! И тут влетает капитан! И ничего понять не могу, группируется зачем-то. Подлетает со стороны шлема к инженеру. Ну, ребята, я такого апперкота, да ещё ногами, никогда не видел! Извиняться-то потом будешь, капитан?

– Обязательно извинюсь, я же не со зла.

– Что петь будем? Затягивай!

"Мы летим, ковыляя во мгле,

Мы ползем на последнем крыле.

Бак пробит, хвост горит и машина летит

Hа честном слове и на одном крыле..."

– Радиограмму на Землю дали уже?

– Нечем, радиостанция разрушена. Ничего, они наверняка уже засекли плазменный ход. Через полчаса начнём ремонт и подготовку к стыковке. И ещё… штурман!

– Я!

– Вижу, надоело тебе в скафандре даже без шлема. Ты постоянно теребишь молнию … Об одном прошу: оставь ее в покое.