Darel
№45382 "Любовь и гуси"

За окном начинал накрапывать дождь. Обычный осенний дождь из обычного серого, затянутого тучами неба.

И все же это была Франция, страна Жан Поля Бельмондо, Милен Фармер и прочих совершенно мифических существ, с детства вторгавшихся в жизнь Кости.

– Константин! – заорал с гусиного этажа «папаша Пьер», как он просил себя называть.

Костя быстро спрыгнул с кровати, натянул джинсы и рубаху, схватил со стола ковбойскую шляпу, подаренную семейством Богю в день его приезда.

Со второго этажа можно было спуститься сразу на улицу или, по другой лестнице, на первый – «гусиный» этаж, где священнодействовал со своими призовыми птицами отец семейства.

– Константин, прошу вас – быстрее!

До этого момента за четыре дня Костя так ни разу и не спускался к Пьеру, подозревая, что тот хранит какие-то секреты на первом этаже и потому не приглашает его. Но на этот раз голос доносился явно оттуда.

Парень сбежал по лестнице и огляделся – место вызывало разочарование. Обычный холл с просиженными плетеными креслами, обычные стены с обоями в цветочек, обычная четырехрожковая люстра а-ля советский ширпотреб.

Только папаша Пьер казался необычным – судя по некоторым признакам он был в ярости, а ведь Костя за несколько дней уверился, что это невозможно.

– Константин, я только что уволил Марион, она вела себя неподобающе. Сразу хочу предупредить – если она придет, в дом ее не пускай, если будет говорить про меня или моих детей какие-то гадости – не верь.

– Хорошо, – согласился парень. Марион ему с самого начала не понравилась – скорее из-за того, что он не мог понять, как один человек вообще соглашается прислуживать другому. Не на время, не понарошку, а на долгие годы. То, что во Франции было узаконено и считалось нормой, в России пока что казалось диковинкой и чуть ли не извращением. – А где Изабель?

– Наряжается, – усмехнулся отец семейства и подмигнул гостю: – Женщина!

Костя глубокомысленно кивнул и пошел в свою комнату. Раз уж выпала свободная минутка, надо написать матери. Он обдумал, о чем именно надо точно сказать, что упомянуть, а о чем даже не намекать.

О том, что с учебой все хорошо, что сокурсники приняли «на ура», детей «новых русских» здесь нет, так что его приняли с восторгом, написать обязательно. О большом красивом доме, похожем на старинное русское поместье, – тоже, про гусей пару строк, хотя про них маме наверняка Жак уже все уши прожужжал.

О том, что папаша Пьер в первый же день выдал гостю старенький «Фиат», не задумываясь о водительском стаже гостя, лучше не писать – мама перепугается. Про красавицу Изабель – намекнуть, так, слегка, без акцентации, разбавив парой историй про младшую сестру, Клариссу, и братика Жерара.

О том, что денег почти не потратил, что мама зря беспокоилась – здесь все так же, как в России, носят джинсы и рубашки. Что его французский вполне хорош, и если Костя иногда не может быстро выразить свою мысль, то уж собеседников понимает легко и даже за профессорами успевает записывать.

Но едва загрузился нетбук, как в дверь тихо поскреблись. Это могла быть только Изабель – в пару последних вечеров, тайком от отца, она уже заглядывала к молодому и интересному парню поболтать.

Он аккуратно открыл дверь – за ней стояла накрашенная, завитая белокурая девушка в потрясающем вечернем платье и с изящным дамским зонтиком-тростью.

И она ничуть не напоминала ту свою в доску пацанку, которая еще вчера вечером обсуждала с ним, как именно лучше курить марихуану – через бутылку или в сигаретах.

– Ты выглядишь потрясающе, – произнес Костя, кляня свой слабый французский и неспособность выдать что-либо менее банальное.

– Спасибо, – порозовела девушка. – Пойдем на реку?

– Сейчас, только переоденусь, – идти на люди в затрапезной одежде рядом с настоящей принцессой ему не хотелось, хотя Костя понимал: все равно будет выглядеть как урод, даже в костюме – он никогда не любил и не умел носить официальной одежды.

– Не надо, я уже жалею, что надела платье, так что хоть ты не мучайся, – словно поняла его метания девушка.

Под руку они покинули дом, минут десять шли вдоль изгороди, болтая о разнице между учебными заведениями Франции и России.

– Вон река, – протянула руку вперед Изабель. – Один из трех бичей Прованса, как считалось раньше. Сейчас осталось только два.

– Какие? – спросил Костя, хотя больше его в данный момент интересовало то, что девушка не сбрасывает его руку, обнимающую ее плечи все крепче.

– Это не имеет значения, – ответила она и поцеловала его.

Они стояли, так и не дойдя метров двадцать до берега, и целовались. Костя чувствовал себя абсолютно счастливым.

Через десять минут слегка накрапывающий дождь перешел к более решительным действиям, и молодые люди, обнявшись под вырывающимся из Костиной руки зонтом, побежали обратно.

За ужином папаша Пьер пристально разглядывал гостя, но спросить ни о чем не решился. Восьмилетний Жерар развлекал всех тем, что разговаривал с гусиной лапой. Он макал ее то в сметану, то в соус, а потом откусывал маленькие кусочки:

– Гусик-гусик, попробуй сметанки! Вкусно? А дай я попробую. Гусик-гусик, попробуй соус! Вкусно? А дай я попробую. Гусик, бедный маленький гусик, тебе нечем больше пробовать сметанки, никогда ты больше не попробуешь соус…

После ужина Костя ушел к себе. Изабель обещала зайти к нему через два часа, когда все лягут, поэтому он быстро написал письмо матери, перестелил постельное белье, постоял под напором прохладной воды в тесной гостевой душевой, а потом для храбрости выпил пятьдесят грамм рижского бальзама, данного матерью с наказом пить после того, как он промокнет или продрогнет.

И когда в дверь тихонько поскреблись, парень с готовностью распахнул створки – но там вместо Изабель стояла Кларисса. Если старшая дочь была явно в покойную мать, то младшая сильно напоминала отца – узкая в кости, кареглазая, чернявая, с острыми выразительными чертами лица.

– А где Изабель?

– Пусти, я все расскажу, – ответила девчонка.

Костя отступил. Кларисса зашла, закрыла дверь на два оборота, затем обернулась и заявила:

– Ты слишком хорош для Изабель. Она дура, я отлично это знаю, дура и воображалка.

– Позволь решать это мне, – подбирая слова, попросил Костя.

– Что тебе от нее надо? Секс? Я тоже могу это.

Девочка резким движением скинула халат, оставшись в трусиках и бюстгальтере. Года через два-три, округлившись, она могла бы привлечь этим жестом внимание Кости, но сейчас он только вскользь посмотрел на худое тельце с едва начавшей формироваться грудью. Перед его внутренним взором стояла Изабель – и аккуратно нащупанное во время поцелуев обещало многое.

– Кларисса, оденься и иди, – гость семьи Богю мог бы сказать гораздо больше, но боялся смертельно оскорбить девочку – или уже девушку? Кто они в четырнадцать лет? – нюансами и акцентами языка.

– А не пойду, – нагло ответила она. – А если попытаешься выгнать, заору, придет отец и подумает, что ты пытался меня изнасиловать.

– И чего ты хочешь, – внутренне обмирая, спросил Костя.

– Поцелуй меня, – потребовала Кларисса. – Так, как целовал Изабель.

Он подошел к ней и, стараясь держать дистанцию, прикоснулся к губам. Девчонка отстранилась и потребовала:

– Обними. Крепче, я не рассыплюсь.

Поцелуй получился странный – целоваться она, в отличие от старшей сестры, не умела, скорее кусалась, чем ласкала, а он, думающий совсем о другом, инициативы не проявлял.

– Ладно, хватит, – смилостивилась наконец младшая Богю. – И забудь про Изабель. Сегодня я просто закрыла ее в комнате, но в следующий раз у нее могут быть куда большие неприятности. Если попробуешь что-то сказать папе, он познакомит тебя со своими гусями. Поверь, лучше не пробовать.

Всю ночь Костя мучался полудремой – организм требовал сна, но душа разрывалась от тревоги.

За завтраком все вели себя так, будто ничего не произошло, только Изабель украдкой кинула на него виноватый взгляд.

Пытаться поговорить с девушкой при младшей сестре и тем более рядом с папашей Пьером парень опасался, поэтому, не говоря никому ни слова, оделся потеплее – ветер дул довольно сильный – и пошел гулять, надеясь, что Изабель догадается выйти вслед за ним.

В десятке шагов от дома его поймала Марион. Дородная сорокалетняя женщина прижала палец к губам, показывая, что разговор секретный, и увлекла его в небольшой перелесок.

– Мальчик, семья Богю – странная, я жила и работала у них три года, а папаша Пьер выгнал меня всего лишь за то, что я попыталась прибраться в его кабинете на первом этаже.

Она оглянулась вокруг, словно боясь, что их могут подслушать.

– Никто в нашем городе не женится на девушке из Богю. Дураков нет. Поэтому они пошли на этот обмен, выбрали тебя. Изабель – единственная нормальная в семье, в мать пошла, пусть земля ей пухом будет. – Марион перекрестилась и поцеловала нательный крестик. – И она мечтает вырваться из дома. Ей все равно, хоть в Россию, хоть в Африку. Но ни ее, ни тебя папаша Пьер не отпустит. Он богатый человек, гораздо богаче, чем выглядит, и злее, и сильнее. Спасайся, мальчик, пока не поздно.

Еще вчера днем Костя только рассмеялся бы в ответ, но после вечера с Клариссой уже не был так уверен в том, что бывшая служанка просто мстит хозяину.

– А что вы скажете о младшей дочери?

– Себе на уме. Спокойная девочка, но это кровь Пьера, ее уже из двух пансионов выгнали, отец был в ярости, он пока пытается выбить из нее дурь, как будто не помнит, как его отец выбивал ее из него. Бесполезно.

Костя смотрел на одинокого гуся, задумчиво пощипывающего траву за спиной Марион, и думал о том, что уехать сейчас из Франции означает поставить крест на всех своих планах, подвести мать, декана, научного руководителя, Жака, в конце концов.

Проследив за его взглядом, Марион внезапно испугалась, развернулась и попятилась, не спуская глаз с птицы. Гусь, впрочем, никакой агрессии не проявлял.

Служанка, отойдя задом на несколько шагов, снова развернулась и, не прощаясь, припустила в сторону города.

– Константин! – кто-то неподалеку пытался позвать его, одновременно и громко, и не привлекая внимания.

– Я здесь, – откликнулся молодой человек. – Изабель, это ты?

– Да, я, – девушка вышла из-за деревьев и улыбнулась, увидев Костю. – Вчера меня отец запер, я не смогла прийти.

Увидев гуся, она не испугалась, а вырвала высокий стебель и погнала возмущенно шипящую и размахивающую крыльями птицу в сторону дома. Костя отметил для себя, что ее реакция куда более естественна, чем у явно слегка сумасшедшей служанки.

– Это был не папаша Пьер, а Кларисса, – сказал он. – Потом она пришла ко мне и сказала, что ты дура, а я должен выбрать ее.

– Мелкая стерва, – емко и точно охарактеризовала сестру Изабель. – Ты ведь ей не нужен по большому счету. Она всегда крала мои вещи, мою косметику, живет сейчас в бывшей моей комнате. Если отец узнает, что она заперла меня и пошла к тебе, эта вредина в тот же момент уедет в следующий пансион.

– Еще она пугала меня гусями вашего отца, – решил прояснить все полностью Костя.

– Гусями кого бы то ни было пугать может только отец. Ну, и Жерар еще немного. У нас в роду были колдуны, даже где-то описано, как в Ансуи сожгли трех ведьм из рода Богю. Но это не что-то страшное, просто они могут вроде как договариваться с птицами – и с курами, и с кречетами, а с гусями у отца получается лучше всего. У него на первом этаже есть кабинет и лаборатория, вполне современные, там он ставит опыты на них. Выводит новые породы, потом продает и гусят, и свои записи. А еще он гадает по ним, не знаю как, но всегда все сбывается. Вот я выболтала тебе все тайны семьи Богю.

С ее слов все становилось совершенно понятно. Они немного погуляли, потом валялись на осенней листве и целовались. Потом носились по лесу, он пытался ее схватить, а она отбивалась – и все было на той прекрасной грани между шуткой и совершенно нешуточными вещами, от которой сердце замирает в груди.

А потом они гуляли еще, и снова целовались, и опять гуляли.

Домой вернулись только поздно вечером, уставшие, грязные, довольные. Естественно, ни на обед, ни на ужин они не успели, поэтому в свои комнаты пробирались на цыпочках.

Поздно ночью в дверь к Косте постучали – на этот раз решительно, что полностью исключало Изабель из списка возможных гостей.

– Кто? – поинтересовался наученный горьким опытом парень.

– Пьер, – ответил из-за двери отец семейства.

Не открыть хозяину дому Костя не мог даже помыслить.

– Если с Изабель что-то случится, я тебе этого не прощу, – первым делом пригрозил папаша.

– Я никогда не причиню ей вреда, – заверил его парень.

Хозяин усмехнулся, в его лице явственно читалось, что слово «вред» молодые люди и отцы девушек на выданье трактуют по-разному.

– Константин, я знаю, что ты встречался с Марион. Видел из окна. Не знаю, что она тебе рассказала, но подозреваю, что кучу всякой чуши. Пойдем, я покажу лабораторию и питомник.

Костя спустился вслед за отцом Изабель на первый этаж. Они прошли через два кабинета, забитых чучелами разных птиц, среди которых был явно ненатуральный гусь двухметровой высоты.

– Случайная мутация, – вскользь пояснил Пьер, ведя Костю дальше.

Лаборатория на самом деле не была «современной», как говорила Изабель. Она казалась скорее смесью науки, алхимии и колдовства – два компьютера у стен и большой экран обрамляли центр комнаты, в котором на изрисованном мелом дубовом столе стояли десятки горшков и пробирок. На полу валялись свитки и тяжелые тома, а с двух сторон от стола находились большие многоярусные клетки с сотнями пищащих гусят. Стены был испещрены формулами, научность которых Костя проверить никак не мог.

– Прости за бардак, кроме меня сюда почти никто не заходит, да я никого и не зову. Сельскохозяйственный шпионаж – в России знают такое словосочетание? Я вывожу новые породы гусей. Дело это хлопотное, но прибыльное и интересное. Ты моей дочери нравишься, я вижу это, и она тебе явно глянулась. Если срастется у вас – войдешь в дело, и не надо кривиться, заставлять никто не будет. Меня во всем мире знают, Саркози руку жал, это только местные носы воротят, а сами по уши в навозе позапрошлого века.

– Насчет Изабель еще ничего не решено, – подбирал слова Костя.

– Естественно, не решено, – вспылил Пьер. – Но когда полезешь к моей дочери под юбку, я лично потащу тебя к алтарю, и будет уже поздно! Резюмирую. Я не колдун, как плела тебе Марион, и не слепой, как ты, возможно, думаешь. Гуси – не панацея, но стабильный бизнес.

Потом они зашли в питомник – буквально на минуту, посмотрели на полторы сотни клеток с молодняком. Костя успел заметить, как хозяин дома небрежно накинул покрывало на препарированную тушку гуся на небольшом верстаке. С одной стороны, странно, с другой – что может быть естественней для человека, выводящего новые породы?

Засыпая, Костя впервые в жизни помолился – пусть все будет хорошо, пусть Кларисса исчезнет, а с Изабель получится. Если что, можно будет уехать в Россию вместе с ней, а с другой стороны, и здесь не так уж плохо, хотя и странно, но это, может быть, потому, что он еще просто не привык к Франции…

Утро выдалось солнечное. На завтраке Клариссы не было.

– Уехала в пансион, – небрежно объяснил папаша Пьер.

– Скоро ее оттуда выгонят, – тем же тоном добавил Жерар, заработав легкий подзатыльник от отца.

И снова весь день Костя с Изабель гуляли по лесу. Целовались, потом девушка восполняла ему пробелы в классической французской поэзии, потом он навскидку и без рифмы переводил ей Пушкина и Гумилева. Получалось очень смешно.

А вечером он попросил у нее руку и сердце. Изабель сделала вид, что задумалась, но по ее глазам было видно, что согласна.

Дальше все закрутилось диким комом – вызвали из Пскова мать и Жака, через местную газету объявили о помолвке, потом готовились, готовили, закупали какую-то чушь.

Костю крестили в местном католическом соборе – он вначале пытался сопротивляться, но оказалось, что иначе нельзя.

Свадьба, в отличие от подготовки, не запомнилась ему вообще, в памяти всплывала только одна фраза: «А какие две другие проблемы кроме реки у Прованса?» – и потом вроде бы Изабель что-то отвечала.

Первая брачная ночь запомнилась смешной возней и визгом Изабель.

А в первое утро в новом статусе Костя получил письмо от Клариссы.

В нем было два листка. Один – испачканный кровью с небрежными пометками, похожими на алгоритм программиста типа «да-нет», второй с непосредственно письмом, буквально в три строки.

Первую бумагу, большой лист с алгоритмом, он расшифровывал долго.

Вверху надпись гласила:

«Курт, 3-я партия, кишки чистые, сердце идеально»

Ниже было три варианта:

Константин Степашин Леонид Рябой Яков Казаев

Два варианта, не относящиеся ко нему, Костя даже не расшифровывал, просто отметив про себя, что имена знакомы – комиссия выбирала из них троих того, кто поедет во Францию к Бюге.

Под своим именем некоторые строки, написанные небрежно и с сокращениями, Костя тоже не смог понять.

Но и того, что понял, было достаточно.

«Выгнать Марион /обязательно!!!/», «Изабель полюбит. Создать условия», «Показать лабораторию, доверие», «Помолв. газета», «Вызвать мать, необяз., но желат.», «Точка необратимости – свадьба!!!»

Были и боковые ветви, при невыгнанной Марион, при запрете на наши встречи с Изабель, веточки вариантов расходились по окровавленной бумаге во все стороны, но сошедшаяся линия была выделена жирными боковыми штрихами.

А в самом низу было еще три надписи:

«Константин – инвал?»

«Изабель – сумасш?»

«Нобелевская премия, 100%».

А в письме было: «Я знаю, что это бессмысленно, потому что отец не ошибается, но все же посылаю тебе это сообщение. Оно должно прийти перед свадьбой. Прости за тот дурацкий вечер, я сделала все, что смогла, и теперь твоя кровь и безумие Изабель не будут на моих руках».