Ник Одинцов
№45388 "Крипта"

Крипта

рассказ

Представьте себя сверхсуществом. Величайшим и древнейшим во вселенной. Ощутите свое невероятное могущество. Почувствуйте, как от вашего дыхания зарождаются галактики. Как рассеянные в пространстве частицы материи, послушные вашей воле, соединяются вместе, образуя планеты и звезды. Вы повелеваете жизнью и смертью, развитием и увяданием. И даже сложнейший механизм, управляющий вероятностями, который смертные именуют «судьбой», для вас не сложнее молотка.

Живые существа по-разному относятся к вам. Одни демонстративно игнорируют ваше существование, другие истово верят в вас и приносят вам бессмысленные жертвы. Однако и те, и другие тайно жаждут исполнения своих скрытых желаний. Их просьбы подобны непрерывному слитному гулу, и обычно вы игнорируете их. Как будто у вас мало забот! Но однажды вы решаете попробовать удовлетворить самые искренние, самые сокровенные тщания части смертных. Просто из любопытства.

Копье вашего внимания пронзает вселенную. В поисках подходящего мира вы изучаете пространство, а затем находите искомое где-то на окраине Магелланова облака. Ваш не знающий препон взгляд сосредотачивается на маленькой планетке, на поверхности которой обитает занятная цивилизация, пребывающая в мире и гармонии. Но что это? На одном из трех материков покой смертных нарушен. Под вашим взглядом облака расступаются. По мере того, как изображение становится четче, однообразная поверхность земли насыщается деталями. Вот оно что! На теле планеты появился паразит. Рукотворный клоп погрузил глубоко в землю свой острый хоботок и качает черную кровь, текущую в каменных жилах. Вокруг стального паразита раскинулся целый город. Именно оттуда исходят самые сильные, самые искренние желания. Итак, цель обнаружена! Предвкушая развлечение, вы беретесь за молоток, который зовется «судьбой» и начинаете внимательно прислушиваться...

Исповедь первая: Шура Саблина.

Правозащитница

Проснулась, как всегда, в шесть утра. Кто рано встает, тому бог дает! Сначала зарядка по системе ци-гун, потом контрастный душ и французский завтрак. Сквозь приятный аромат свежего кофе пробивается отвратительная вонь жареного сала. Сосед, сантехник, делает яичницу со шкварками. Как же я его ненавижу! Еще со школы. «Саблина, дай списать! Саблина, покажи сиськи! Гы-гы...» Вонючий боров!

Нет-нет, так нельзя. Сантехник не виноват. Просто он несчастный человек из неблагополучной семьи. Его отец работал на нефтяной вышке, потом повредил ногу и остался на пособии. Запил, стал срываться... Мы должны толерантно относиться к пролетариату. Их надо не презирать, а учить.

Пока завтракала, проверила почту. Сообщений не много, в основном спам, но вот среди мусора – о, чудо! - согласие на встречу от главреда «Трибуны»! Это уже кое-что. Несмотря на ранний час, стучусь к нему в аську. Знаю я этих журналюг. Графика никакого, спят, когда у всех нормальных людей рабочий день в самом разгаре.

Удача улыбается мне. Бледная физиономия шелкопера возникает на экране. «Что вам угодно?» Ишь, как официально! Наверное, порнушку в он-лайне смотрел, а я, противная, его отрываю. Ну, ничего. Сейчас я тебя удивлю. Включаю деловую улыбку, широкую, но без излишней теплоты. Отработанный набор фраз. Сначала приветствие потом немного лести. «Отлично выглядите, дорогая». Ах, значит я уже дорогая? Вижу, вижу, куда ты пялишься, кобель. Все вы мужики одинаковые. Так, теперь немного о деле и главное сразу не раскрывать козыри. Какая у меня информация? Такая, что тебе и не снилась. Ага! В глазах появляется интерес. «Вы совершенно уверены?». Еще бы я не была уверена. Когда узнала, сама чуть со стула не свалилась. Это хищное выражение, что появляется на лице собеседника, мне хорошо знакомо. Он уже мысленно видит передовицу, а там заголовок. Такой острый, что порезаться можно. Подробности? При личной встрече. Теперь он мой с потрохами. Назначаю главреду рандеву в кафе «Под панцирем» через час. Местечко тихое, а главное - работает круглые сутки. Заканчиваем разговор, как закадычные друзья.

Бросаю тарелки в моечную машину и принимаюсь быстро собираться. Легкий, почти незаметный макияж, простое черное белье, белая сорочка и строгий брючный костюм. Немного поколебавшись, не будет ли это лишним, надеваю серьги и колье, украшенное большим аметистом. В конце концов, я - женщина. Теперь духи, но совсем чуть-чуть, на запястья и на волосы. Ловлю себя на мысли, что собираюсь на деловую встречу, как на свидание. Начинаю злиться. Срываю колье и оставляю на туалетном столике. Да, у меня никого нет уже три года. Да, вечерами бывает очень плохо, иногда до слез. Но это не повод флиртовать с кем попало. Туфли на низком каблуке - не эффектно, зато удобно. Хорошо, что ногти вчера сделала. Сейчас бы точно сломала. На пороге вспоминаю про сумочку с материалами. Вот растяпа!

В лифте сталкиваюсь с Ноной. Боже мой! Во что она одета! Это что, юбка? Нет, скорее пояс, а эти лиловые чулки и кофта с вырезом, из которого вываливаются ее не слишком выдающиеся прелести. И, конечно, боевая раскраска и ногти со стразами. Хочется спросить: «Ну что, шлюшка, на панель собралась?» - однако вместо этого мило улыбаюсь и справляюсь о делах. Само собой, дела у Ноны хоть куда. С тремя-то любовниками. Другое дело ее бедный муж, инженер. Хороший, работящий мужик. Не курит, почти не пьет, деньги домой приносит, а эта стерва закатывает ему истерики каждый вечер. Мол, живем, как нищие, на одну зарплату. Да я бы такого мужа на руках носила!

Выходим на улицу. Нону ждет роскошный «Феррари» с тонированными стеклами. Ощущаю укол зависти, но тут же давлю его. Нона идет, словно по подиуму, покачивая бедрами, выпятив грудь. Вдруг спотыкается обо что-то, испуганно кричит и, растеряв весь свой апломб, ныряет в открытую дверь авто. Ага! Наша дива наткнулась на улитку. Эта еще совсем маленькая, с футбольный мяч. Обычно они крупнее. Странные существа, медлительные, неповоротливые. Появились в городе года два назад. В прессе писали, что их привезла из-за стены одна из санитарных машин, когда возвращалась с зачистки периметра. Небольшая халатность, и вот, пожалуйста - улитки везде. Замечаю еще двух, ползущих по стене соседнего дома, а вот крупный экземпляр застыл у мусорного бака. Вокруг с громким лаем носится молодой лабрадор. За собакой волочится поводок. Свобода! Лабрадор пытается сунуться под панцирь и тут же отскакивает с обиженным визгом, получив вонючей струей прямо в нос. Улитка с достоинством удаляется. Они даже по-своему красивы и совершенно не агрессивные, в отличие от остальной туземной фауны.

Впрочем, если бы городская администрация не заморозила дипломатические исследования, все могло быть иначе. Однако, нашим чинушам плевать на всех, кроме себя любимых. Вместо контакта аборигены получили шквал огня. Я поднимаю голову и отыскиваю в лимонном небе черный шар сети «Таранис». Установка фронтального сдерживания, до краев заполненная смертью, медленно дрейфует между шпилями. Наша поддержка и опора в весенние месяцы. Благодаря ей, жуки не придут и не откусят нам головы, на что, кстати, имеют полное право. Ведь это мы по-варварски вломились к ним, уничтожили улей, убили матку. Ах, какая незадача! Ваш дом стоит на нефтяном месторождении. Не хотите уходить? Что ж, тогда нам придется вас слегка попросить. Боевым излучателем с орбиты. Погибли миллионы? Что поделаешь. Это бизнес. Ничего личного.

А еще каждый такой шарик – это насос по выкачиванию денег из налогоплательщиков. Институт Обороны с подачи правительства тратит колоссальные средства на закупку оружия у трансгалактического концерна. Однако они занимаются еще кое-чем. И это нечто заставило сегодня главреда «Трибуны» оторваться от сайтов с «клубничкой» и отправиться на срочную встречу в другой конец города.

Иду по улице мимо ювелирного магазина «Самоцветы», мимо итальянского ресторанчика «Ризотто». Здесь мы любили сидеть с Максом. Как это было давно. Двери жилых домов напротив обклеены агитационными плакатами прошедших выборов нового главы городской администрации. Презрительно кривлю губы, изучая одутловатую физиономию победителя. Лицо другое, а партия старая. Значит, никаких существенных изменений для граждан, только кадровые рокировки в аппарате. Говорят, назначили нового куратора в Институт Обороны. Ну и что с того? В городе, где оппозиция – кучка жалких фигляров, а рабочие профсоюзы куплены с потрохами, ничего нового ждать не приходится.

Вот на углу старенький кинотеатр «Фортуна». На афише красавец-блондин сражается с хищным моллюском. Какая пошлость! Все молодые актеры на одно лицо. Слащавые, холеные и какие-то неживые, синтетические. В памяти неожиданно возникают лиловые чулки Ноны. Где же она их достала?

Миную кинотеатр, перехожу дорогу и тут же сворачиваю в темную арку. За спиной грохочет первый трамвай. Эти доисторические монстры были закуплены администрацией по дешевке и проведены в смете, как экологически чистый транспорт. Какая несусветная чушь! Пересекаю двор - и вот она, небольшая площадь. Вокруг сухого по весне фонтана ползают несколько крупных улиток. Их панцири покрыты белыми дорожками голубиного помета. Птицы мира тоже пасутся там и тут, совершенно не стесняясь инопланетной фауны.

На улице еще прохладно, но летняя веранда кафе уже открыта. Сажусь за столик. До прихода главреда осталась четверть часа. Неплохо бы выпить фреш или что-нибудь вроде того. Захожу в полутемное помещение кафе в поисках официанта. Маленький зал практически пуст. На стенах висят пыльные, покрытые лаком панцири насекомых. Все-таки мы – варвары. А вот и бармен. Он же по совместительству официант. Вид у парня не важный. Лицо серое, в глазах лихорадочный блеск. Когда он смешивает мне коктейль, руки у него заметно дрожат.

Выхожу на улицу. Мой столик занят. Молодой человек, почти мальчик откинулся на стуле и, застыв в неподвижности, созерцает пустую площадь; одна рука лежит на столе, другая, с зажатой в пальцах сигаретой, чертит в воздухе загадочные символы. Мышиного цвета пальто на распашку, шарф в красную и оранжевую полоску висит на тощей шее, ничего толком не прикрывая, темно-красная рубашка в белых пятнах от зубной пасты. Лицо отстраненное, волосы в беспорядке, глаза устремлены вдаль, между пушистых бровей собралась вертикальная морщинка. Сразу видно: у человека муки творчества. Волна раздражения – парень занял самое хорошее место - моментально отступает. Я улыбаюсь уголками рта и усаживаюсь за соседний столик. Этот юноша был бы очень даже ничего, если б его слегка причесать и одеть, как следует. Может, заговорить с ним? Что за чушь! Где твое достоинство? И чуть позже откуда-то из глубины всплывает другая мысль. Деточка, ты уже старовата для таких контактов. Поизносилась, милая. Экстерьер не тот. Может, у него мама моложе тебя.

Достаю из сумки черную панель смарт-бука. Знаю, что читать любовные романы глупо и несовременно, но ничего не могу с собой поделать. Почему-то буквы расплываются перед глазами. Неужели я плачу? Ерунда. Просто ветерок подул в лицо. Не смей раскисать! Слышишь, не смей! Из темного омута меня вытаскивают громкие голоса. Двое, мужчина и женщина, громко ругаясь, врываются под навес. С шумом отодвигают стулья, опускаются на них и сверлят друг друга взглядом. Оба черноволосые, холеные, хорошо одетые. Она – лет сорока, немного полновата, но это ей скорее идет. Слишком длинные ногти вызывающе алого цвета. Высокая прическа слегка растрепалась от быстрой ходьбы. Лица не видно, женщина сидит ко мне спиной. Он – широкоплечий, поджарый, слегка загорелый. Волевой подбородок, тонкие губы, прямой римский нос, короткие волосы над неожиданно высоким лбом в идеальном порядке. Серые глаза слегка прищурены, как будто мужчина прицеливается. Его движения нарочито небрежны. Он достает сигарету, прикуривает от блестящей, хромированной зажигалки, толкает пачку через стол женщине. Та в ярости смахивает пачку на пол. Несколько голубей, чуя поживу, подлетают поближе к столикам. Кажется, улитки тоже заинтересовались происходящим. Они что, любят сигареты?

Пытаюсь вернуться к чтению. В конце концов, какое мне дело до семейных разборок? Но ссора набирает обороты, и я совершенно не могу сосредоточиться. Она кричит на него. Он в ответ цедит сквозь зубы презрительные, обидные фразы и кажется внешне совершенно спокойным. История стара, как мир. Он изменял ей и, видимо, уже давно. Все открылось сегодня утром.

— Ты мерзавец, павиан, сколько шлюх тебе нужно, чтобы ты успокоился?!

— Столько, сколько понадобится. Но тебя среди них уже не будет.

Подонок, какой подонок. Но как же он невероятно, чертовски хорош. И она знает это. Каждую секунду. Любит и ненавидит, любит и ненавидит.

Под воздействием этой бурной публичной сцены вспоминаю то, что поклялась забыть. Макс с окаменевшим лицом смотрит сквозь меня. На нем коричневый плащ и шикарная гангстерская шляпа – мой подарок. «Твоя борьба заняла все углы в этом доме. Мне здесь больше нет места. Дела миллиона незнакомых людей для тебя важнее личной жизни». Вот, что он тогда сказал. А затем ушел. Навсегда. Я хотела тогда догнать его. Объяснить, что он ошибается. Но ничего не сделала. Просто стояла и смотрела, как он уходит. Проклятая гордячка!

Теперь, если бы он был здесь, если бы знал, ЧТО я нашла, он бы понял меня и простил. Да брось! О чем ты говоришь? Ты серьезно веришь в то, что статья, напечатанная во вздорной газетенке, изменит этот мир к лучшему? Кого ты пытаешься обмануть? Эти ублюдки разотрут твои доводы в порошок. И даже если на мгновение поверить в то, что тебе удастся скинуть их с пьедестала, кто придет на свободное место? Город поднатужится и выблюет из своих щедрых закромов еще одного кровососа. И все, все начнется сначала. Или какая-нибудь корпорация приберет нас к рукам и сделает своим сырьевым придатком.

Я физически, всем существом ощущаю свою ничтожность и никчемность. Господи! Как же я хочу вырваться из этого порочного круга, переродиться во что-то другое, что-то значимое. Чтобы защитить этот несчастный город. Чтобы защитить Его!

Мимо меня проходит какой-то человек. Он стремительно направляется ко входу в кафе, и я не успеваю разглядеть его лица. Отчего-то мне становится жутко. Незнакомец скрывается в темноте помещения, и почти сразу же из глубины кафе раздается захлебывающийся жуткий вопль бармена. Я вскакиваю со стула. Бросаюсь к двери. На пороге стоит незнакомец. На нем черная куртка, и она забрызгана красным. А его руки... О, боже! Что у него с руками? Странное невыразительное лицо мужчины неожиданно рассекает вертикальная трещина. Она расширяется, обнажая идеальное в своей симметричности сочетание выступов и впадин. Шесть мерцающих глаз безразлично смотрят на меня, аккуратные черные жвала щелкают раз, другой. Я слышу резкий свист, чувствую колебание воздуха. Я умираю.

Исповедь вторая. Он

Жигало

Классные буфера у той блондинки напротив. Я в этом деле толк знаю. Уродливый брючный костюм, бесформенная сорочка застегнута на все пуговицы. И вроде вся такая зажатая, холодная. Делает вид, что читает смарт-бук. Но внутри-то, под броней - огонь и страсть. Лицо тоже вполне миловидное, хоть и насупленное. Интересно, какого цвета у нее нижнее белье? Наверное, белоснежное, в кружевах. Схватить бы ее сейчас, затащить в подсобку или еще лучше в туалет. Прижать и целовать, целовать, пока не растает лед. А потом сорвать этот глупый пиджак, брюки и добраться до естества. Даю сто против одного, что она будет не против. Правда, на пути препятствие в виде этой бешеной суки. Ты смотри, смахнула со стола мои сигареты. Хорошо хоть из квартиры ее выпроводил, а то бы она точно что-нибудь сломала. Я ведь знал, что она истеричка, знал, что ревнива, как дьявол, но все рано продолжал игру. Некоторое время мне это даже нравилось. Помню прошлую весну, когда жуки пошли на приступ. Днем и ночью под стеной кипела битва. Шары «Тараниса» превращали пространство за укреплениями в настоящий ад. А эти твари все равно перли вперед, ряд за рядом. Они затмевали небо. Накатывались волнами. И гибли, гибли. Мы сидели в ее роскошной квартире с наглухо зашторенными окнами, смотрели новости и боялись. Страх возбуждал желание. Нам постоянно хотелось. И мы делали это почти без перерыва, целую неделю, пока жуки штурмовали стены. Это было божественно. Танец на краю смерти! Молитва над бездной!

Когда бои закончились и враг отступил, иссякло и то, что связывало нас. Я больше не хотел ее, а она решила, что так, как в эту неделю, будет всегда. Дура! Такой секс неповторим, как первый оргазм.

Что она там орет? Сколько мне нужно шлюх, чтобы успокоиться? Что за поклеп? Я никогда не платил за любовь. Даже если бы Оксана и была проституткой – такой минет сродни искусству, и по сравнению с ним все жалкие потуги этой жирной истерички как раз и будут работой дешевой панельной девки. Отвечаю ей что-то в этом духе, а сам любуюсь скромняшкой-блондинкой. Где-то я ее видел. Может, в кино? Или на фотографии в газете. Она, бедняжка, смотрит на нас и, кажется, плачет. Точно! Она плачет! Как я люблю чувствительных!

Юноша педерастического вида за соседним столиком тоже поднял голову. А тебе чего надо? Недоросоль. Что? Слишком шумно? Намотай свой полосатый шарф на уши!

Нет, это уже начинает утомлять. Прошлые мои знакомые давно бы уже затихли. Эта же орет и орет. Я начинаю злиться. Гнев накрывает красной пеленой. Как хорошо было в прошлом. Не нравится тебе человек – берешь топор. Хрясь – и все опять отлично. Живи, радуйся, на весну любуйся. В самом деле, может мне убить эту стерву? Отвести в глухой дворик и долбануть чем-нибудь тяжелым по башке. Или лучше сбросить ее со стены жукам. Боже, как же я хочу, чтобы она, наконец, заткнулась. Окончательно, бесповоротно, навсегда!

Мимо нас в кафе проскакивает какой-то подозрительный субъект в черной куртке и вязаной шапке. Что-то с ним не то, но я не пойму что. Сквозь потоки брани слышу вопль совсем другого толка. Неужели это предсмертный крик? По спине пробегает холодок. Блондиночка вскакивает и бросается к двери. Хочется крикнуть ей: куда ты, дуреха?! Поздно. На пороге мужик в черной куртке. Он весь измазан красным, и это точно не кетчуп. Внезапно этот маньяк начинает расползаться ввысь и вширь, раскладываться, точно диван-трансформер. Его рука, длинная, с острой костяной пикой на конце, со свистом рассекает воздух. Голова блондинки отделяется от тела, падает и катится между столами прямиком к моим сигаретам. Тварь стремительно приближается. Она двигается, странными рывками огибая столики. Кажется, у нее шесть рук. Шесть кривых острых костяных клинков. И все эти мечи вонзаются моей бывшей прямо в спину. У нее в глазах удивление. Очнулась, наконец? Монстр разделяет ее надвое легко, точно кусок торта и разбрасывает в разные стороны. Теперь мы один на один. Жук на мгновение застывает, разглядывая меня. У него шесть глаз и черные кривые жвала. Одна из смертоносных лап начинает вытягиваться для замаха. Медленно, слишком медленно. Я потею. Мне страшно. Я испытываю возбуждение.

Исповедь третья. Она.

Офелия

Сколько раз я пыталась сказать себе: остановись! Он не любит тебя. И не могла, не могла. Мой рыцарь, мой Ланцелот, даже сейчас я тянусь к тебе. Помню день, когда я впервые пришла с ним в театр. Как смотрели на нас эти старые развратницы. Эти морщинистые молодящиеся принцесски, которые на детских утренниках играют Чиполлино и Питера Пена, а вечером примеряют роли тургеневских старух. Я кожей чувствовала их едкую зависть, но она меня не обжигала. Что мы тогда ставили? «Космическую эру» или «Дотянуться до звезд»? Нет, кажется, это были «Марсианские хроники», по Бредбери. Я играла Иллу, вживалась в роль, выкладывалась по полной, и все же там, внутри, под слоем грима, под тонкой скорлупой роли я оставалась Гвиневрой. Мой мир застыл в прошлогодней весне. Рои рассерженных насекомых представлялись мне ордами саксов, идущих на приступ Камелота. Он должен был возглавлять битву, нестись на коне из стали сквозь строй противника, поражая врагов сверкающим копьем. Но мне удалось украсть его у бога войны. Ах, как счастлива была я тогда! Он, дурачок, считает, что причина в сексе, но мне важна была близость, ощущение полного слияния.

Те короткие семь дней, конечно, были апогеем наших отношений. Умом я понимала это, но что такое ум для влюбленной женщины? Чем дальше, тем меньше искренности было между нами. Из полупрозрачного воздушного мира Мелори мы провалились в мрачную шекспировскую грезу, а потом еще дальше, в преисподнюю Данте, в бытовой ад Достоевского. Каждое движение было надуманным, каждая фраза - клише. Даже сейчас, пытаясь оскорбить его, я использую слова кино-героинь из знаменитых социальных драм. Я играю то мстительную армянку, то бешеную корсиканку, то страшную в своей ярости русскую женщину. Образы льются из меня, как вода из пробоины в днище фрегата, как кровь из жил. Я желаю истечь ролями, чтобы угаснуть у него на глазах. Я погибну, но и он не останется жить. Ведь когда пьеса сыграна, сцена пустеет. И никого не остается на ней. Марионетки, торжествующие и попираемые, веселящиеся и страдающие, ложатся в один ящик. В братскую могилу. Смерть торжествует! Я прошу милосердия смерти! Как я хочу, чтобы наши безжизненные нагие тела лежали рядом, сплетаясь в посмертном объятии. Мы будем, как Ромео и Джульетта, как древние языческие властители. И пусть курганом для нас станет весь этот проклятый город.

Что это? Он вскакивает. Его лицо оживает. Губы слегка приоткрыты, зрачки расширены. Он... боится? Это определенно страх. Что-то происходило вокруг, пока я играла роль. Что-то важное. Кто-то кричал. Да, определенно кто-то кричал. Я пытаюсь понять, где мы. Кафе? Ресторан? Полосатый навес, столики, мостовая, голуби у фонтана и еще эти чудовищные улитки. Кажется, я смахнула со стола его сигареты. Но почему, боже, почему он так странно смотрит? Что там у меня за спиной? Я слышу свист рассекаемого воздуха и звук глухого удара. Я хочу обернуться, но не делаю этого. Нечто приближается. Я уверена. Это смерть. Я счастлива? Нет. Не знаю...

Исповедь четвертая. Тоха.

Просто бармен.

Я хочу сдохнуть. Ну не чисто там коньки отбросить, как бомж под забором или какой-нибудь пропойца, от цирроза. А сдохнуть так сдохнуть! Как Наполеон или как этот... Вещий Олег. При всей братве. Чтоб пацаны заценили. Встать, значит, так на Стене, по-пацански, при голде и в кепке, сигареточку забычковать и эдак проникновенно телегу толкнуть. Мол, устал я от жизни, парнишечки. От паскудной своей доли. Чисто все мне уже остобрыдло. Прощевайте навеки. Оффидерзейн по полной программе! И тут снизу костоглот какой-нибудь или лучше мозгодавка прыг! И давай мне голову отрывать. Но тока быстро, чтоб не больно было. А потом в газетах чтоб напечатали на первой странице и этот, как его, «непролог» чтоб был. И фотография большая, чтоб волосы в носу было видно и татуху над правой бровью. Вон, Васек магазин «Самоцветы» грабанул, так его как поймали - сразу на первую страницу. Я когда увидел, чуть смарт-бук о стену не расколотил. Такая злость взяла. Выпендрился, падла! Мало я ему фингалов ставил, а все же обскакал меня корешок закадычный.

Эх, замечтался я чего-то с похмелья. И какого ляда у нас кафе круглосуточное!? Вот открывались бы, как все нормальные тошниловки, в девять нуль-нуль. Так ведь нет, хозяин, сволочь, жадный, хочет капусту без перерыва грести. Спрашивается, чего ты с утра пораньше тут наскребешь? Люди только глаза продрали, не похмелились еще даже, а у нас уже все готово. Милости просим! Сегодня, правда, чего-то зачастили. Я только заступил, еще не протрезвел толком. Спал-то всего часа два. И вот ни свет, ни заря заходит типчик, плотненький, лысый, глаза бегают. На вора похож. Берет две по сто текилы. Наливаю ему, а самого блевать тянет. У меня организм нежный. Если сильно забухаю, потом на алкоголь до вечера не стоит. Вот пивка - это еще можно. Да.

Так вот, выпивает этот прощелыга текилку и опять ко мне. Ну, думаю, понеслась... Щас еще брать будет. А он вместо «повторить» сверток мне какой-то протягивает. «Вот,» - говорит. - «Это от Армена, от хозяина, значит, над стойкой повесить велел». Беру я сверток, разворачиваю. В нем кусок жучиного панциря лежит. Мерзкий такой, обугленный, на кусок говна похож, да еще и пованивает вроде. Наше кафе не зря «Под панцирем» называется. Когда жуков в первый раз побили, на рынке много такого добра было. Армен по дешевке целый грузовик скупил и все помещение оформил. Вон на стене, под плакатом «Крушовице» клешня костяного наездника, а вокруг рекламы «Будвайзера» ожерелье из жвал серых танцоров. Под потолком скелет уже помянутой мозгодавки. Страшенная тварюга! Ну, а по стенам еще много всякой мелочевки развешено: хряпалы, чернотники, брюхотыры. Я все эти названия знаю потому, что вечерами к нам штурмовики из Института обороны ходить любят. Нормальные, кстати, парняги, конкретные.

Короче, пока я новый экспонат рассматривал, гость свинтить умудрился, да так ловко, что я и не заметил. Бабло, правда, не зажал. Оставил. Что делать, пришпандорил я жучиный кусок прямо над стойкой. Там и крючок подходящий торчит.

Потом долго никого не было. Я уже покемарить собрался, и тут тетка заявляется. Ничего себе тетка, симпотная. Сиськи большие, а лицо кислое, как лимон. Взяла клубничный коктейль и пошла на улицу за столик.

Смотрю я, как она в проходе булками ворочает, и думаю, а ведь чувиха-то знакомая. Где-то я ее уже видел. И тут натурально вспышка в голове. Точняк! По телику ее в новостях показывали. Вот по этому самому, который дальнюю от стойки стену занимает. Штурмовики-то, известно, футбол любят, ну еще рестлинг, бокс там всякий, но иногда их пробивает новости смотреть и журналюг обстебывать. Вот там-то в новостях я эту герлу и зафиксировал. Даже имя вспомнил: «Правозащитница Александра Саблина». Во!

Тут мне натурально совсем плохо сделалось. Вот почему, блин, одним малина и слава при жизни, а другим коктейли смешивать и сопли жевать. Не справедливо это, ей богу! Хочу известность, прямо сейчас. Чтоб сегодня же в номер, и чтоб в новостях показали! Чтоб резонанс общественный был. Хоть режьте меня, хоть убивайте, а дайте засветиться. Хочу, блин! Слышите, мать вашу! Хочу-у!!

Капец! Так меня эта тема заела, что клиента не заметил. Что за хмырь такой странный? Лицо, как это, как бы это... ну, из пластилина, что ли. Глаза прям, как у меня сейчас – стеклянные. Только не мутные, а прозрачные, точно очки, и сквозь них будто бы другие глаза смотрят. Черная курточка явно ношенная, шапка-пидорка. Опять от Армена, что ли? Давай, чувак, говори, чего тебе надобно, и отваливай. У меня сегодня настроения нет с тобой в гляделки играть. Что за дела? Куда он полез?

— Эй, мужик! Ты чо творишь? Ты зачем интерьер ломаешь? Повесь эту хрень обратно. Ты чо, не слышал? Я сказал, повесь, откуда взял!

Так, где моя монтировка. Ага! Вот она, красавица. Сейчас будем парнишку успокаивать. Главное, не переборщить.

Он стоит передо мной совершенно неподвижно и прижимает обугленный кусок жучиной плоти к груди, так будто это чемодан с баблом. Делаю шаг вперед, чтобы отобрать экспонат. Что за дела? Похищенный панцирь пропадает под курткой, будто проваливается в нее. Ну все, он меня вывел. Неожиданно пол уходит из-под ног. Я болтаюсь в воздухе, как долбанный воздушный шар. Не могу поверить! Этот доходяга поднял меня на вытянутых руках. Штангист он, что ли, или стероидов наелся? Блин, а чо мне так больно-то? Пытаюсь взмахнуть монтировкой, но руки, кажется, не работают. Из боков стремного мужика выдвигаются еще две длинные пакши, и в каждой по острому костяному перу.

Эй? Это чо за фигня? Он меня мочить собрался, что ли? Не понял...

Исповедь пятая. Продолговатый и приземистый. С мягким, но устойчивым запахом

Соискатель.

Я долго привыкаю к одиночеству. К тишине. Лежу, скорчившись, словно зародыш в коконе, и жду. Наконец, паника проходит. Я снова способен двигаться и мыслить. Некоторое время двигаюсь вниз по узкому проходу. Не так давно здесь проходил предыдущий соискатель. Я думаю о том, как он точно так же спускался в неизвестность, одинокий, отлученный от роя, и мне почему-то становится легче.

Вскоре я упираюсь в стену из его затвердевших выделений. Проход должен быть открыт вновь, и я начинаю выделять желудочный фермент, смачивая им затвердевшую мембрану. Наконец, стена размягчается и я могу сокрушить ее своим весом. Соприкасаясь с чужой слюной, я вдыхаю запах героя, прошедшего здесь до меня, и теперь вижу его, как наяву. Немного крупнее меня, но не лишен изящества. Формы не так идеальны, как мои, но в нем ощущается чудовищная сила. Если такой богатырь ничего не смог, то что светит мне? Да, я подготовлен для миссии, но достаточно ли этого? Нет ответа. Что ж, надо идти. Заделываю отверстие и перебираюсь в просторный проход, проделанный Скучными. По обе стороны тоннеля идут ровные парапеты. Между ними в углублении текут бездарные фекалии Скучных. Я чувствую их неинтересный, однообразный запах и отлично вижу эти нелепые фигурки с четырьмя конечностями. Они движутся вслед за рекой собственных выделений. Я иду им навстречу, к истоку.

Странный улей. Впрочем, не такой уж и странный. Просто он живет по своим законам, отличным от наших. Я сосредотачиваюсь на преобразовании. Тончайшие чувствительные волоски на поверхности моей брони удлиняются, меняя окраску. Теперь нужно согнуться и плотно прижать конечности к телу, оставив только четыре, как у Скучных. Я долго учился, чтобы подражать движениям и форме пришельцев. Волоски достигли, наконец, нужной длины, покрывая меня всего. А вот с цветом еще нужно поработать. Еще некоторое время стараюсь над лицом. Готово! Я удовлетворен. Получилось лучше, чем на тренировке.

Теперь нужно уловить запах Мамы. Глупые, глупые Скучные, все было бы куда проще, если бы они сразу отдали Маму. Когда их коконы спустились с небес, мы верили в возможность диалога, но потом что-то пошло не так.

Двигаюсь между плотными, правильной формы ульями. Скучных вокруг не много, и они не обращают на меня внимания. Маскировка работает отлично.

Ощущаю слабый запах Мамы. Она существует! Пускай и не в полной мере. Если принести то, что осталось от нее, за Стену, в сердце роя - Мама вырастет заново. Без нее мы заблудившиеся дети. Мама направляет нас, говорит, кому жить, а кому умереть, кому отложить личинки, а кому подождать, кому питаться, а кому поститься. Рой без Мамы вырастает в Скитальца. Вечно голодное, слепое создание. Жуткое в своем беспомощном могуществе. Скиталец опустошает все вокруг, а когда еда заканчивается - начинает пожирать сам себя. Каждую весну обездоленный рой тянет свои руки к Маме, но Скучные с тупым упрямством отталкивают нас. Они сильны со своим огнем и прочими штуками, но они еще не знают, каким может стать рой-сирота.

Соискатели охраняют Маму и находят ее, если она вдруг потеряется. Так заведено. Соискатели чувствуют запах мамы всегда и на любом расстоянии. Когда все в порядке и рой живет обычной жизнью – мы мирно спим. Мы эффективны против обычных опасностей. Но к приходу Скучных мы не были готовы.

Родной запах все сильнее. Неполноценный, искалеченный, даже теперь он наполняет меня силой и знанием. Я двигаюсь быстрее и увереннее.

Вот это место. Мама в ячейке маленького улья. Рядом с ней находятся несколько Скучных. Неподалеку замечаю пасущихся ползунов. Они-то что здесь делают? Полуразумные твари. Живут везде. Судя по запаху, ползуны чего-то ждут. Может быть, меня? Гоню от себя эту глупую идею. Нет. Так не бывает. Ползуны не умеют предсказывать будущее. Их желания примитивны: плодиться и размножаться. А надо им для этого всего ничего...

Прохожу совсем рядом со Скучными прямо в ячейку улья и сразу вижу Ее. Я испытываю сильное волнение. Кажется, моя маскировка слегка поползла. Похоже, Скучный за небольшой деревянной преградой что-то заподозрил.

Подскакиваю к Маме, прижимаю ее к себе. Какое блаженство! Какой восторг! И вдруг - ОПАСНОСТЬ. Я ощущаю ее. Этот запах ни с чем не спутаешь. Все плывет перед глазами. Я должен защитить Маму. Таков древний закон Соискателей.

Начинаю Танец Охранения, даже не успев толком снять маскировку. Скучный подошел слишком близко. Прячу Маму в мягкие складки под панцирь и быстро нейтрализую пришельца. Жаль, конечно, портить частичку чужого роя, но они легко вырастят нового. Выбираюсь из улья. Дорогу мне опять заступает Скучный. На сей раз это самка. Еще одно вынужденное повреждение. Самка больше не функционирует, а запах по-прежнему силен. На всякий случай вывожу из строя оставшихся взрослых Скучных. Еще один в испуге прячется от меня. Этот еще не достиг зрелости, и запах его страха перебивает запах опасности. Он мне не мешает. Однако, что же теперь делать? Конечно, меня обнаружили. Скучные хитры. Глупо было полагаться только на маскировку. Наверное, также уничтожили моего предшественника. Значит, возвращаться прежней дорогой нельзя. С сомнением смотрю в небо. Весна только наступила, и мои крылья еще не достаточно крепки. Удастся ли дотянуть до Стены? Запах становится невыносимым. Они близко. Медлить нельзя. Разбегаюсь и, сильно оттолкнувшись, бросаю свое тело вверх.

Удача! Крылья не подвели. Теперь вперед. Пока меня не настигла неведомая угроза.

Большой черный шар-разрушитель выплывает из-за острой верхушки улья. Он кажется медлительным, но под черным панцирем обитает смертоносная сила. Как я мог забыть про эти жуткие шары? Теперь все безнадежно.

— Отпусти меня.

— Мама? Мама, это ты? Ты говоришь со мной?

— Отпусти меня, родной. Это ловушка. Отпусти и беги. Ты еще успеешь скрыться.

— Но как же так?

— Скучные хотят защититься от нас. Они думают, мы желаем искоренить их.

— Но почему?

— Они другие, сынок. Совсем другие.

— Но если ты останешься здесь....

— Я знаю. Не беспокойся. Все наладится. Я обещаю... Уже скоро.

Я заботливо окутываю Маму своей слюной. Мои выделения быстро застывают. Теперь падение не повредит Ей. Она все еще просит меня спасаться бегством, но Соискатели не отступают.

Белый огонь ударяет меня в грудь. Прежде чем погрузиться во мрак, я отпускаю кокон и страстно желаю, чтобы дитя прикоснулось к матери.

Эпилог

Куратор не любил военных. Даже если те вели себя вежливо и облачались в белые халаты. Тот, кто стоял перед ним определенно относился к этой марширующей касте. Тяжелый, кряжистый, широкоплечий он напоминал гнома Торина из толкиеновского «Хоббита». Правда, вместо окладистой бороды вояка носил испаньолку. Зато брови были настоящие, гномьи, густые и черные.

— Моя фамилия Родов – представился гном, - добро пожаловать в Институт Обороны.

Куратор следовал за провожатым по длинному и совершенно пустому коридору и недоумевал почему глава Администрации назначил именно его инспектировать самое могущественное ведомство в городе. Да еще накануне весеннего штурма. Куратор надеялся заняться вопросами культуры и социально-этическими проблемами города. Он плохо разбирался в оружии, фортификации и почти ничего не знал о жуках.

Выстеленный мягким покрытием пол скрадывал звуки, мимо тянулся ряд однообразных ниш с одинаковым дверями, украшенными табличками с номерами и буквами.

— А почему у вас таблички разного цвета? Вот там я видел желтые и красные, а сейчас пошли черные, – наконец робко спросил чиновник, пытаясь хоть как-то соответствовать возложенной на него миссии. Гном резко остановился, развернулся и снизу вверх, взглянул на куратора.

— Вам действительно хочется это знать? – куратору показалось, что вояка сейчас двинет ему в челюсть

— Н-нет, не особенно. Так, просто любопытно.

— Поверьте, это совершенно не интересно. У нас мало времени. Насекомые могут атаковать в любой момент. Впрочем, если вы желаете отложить действительно серьезные вопросы, ради изучения колористки – милости прошу.

— Думаю, в этом нет необходимости, - куратора зябко поежился под пристальным взглядом маленьких глаз-буравчиков.

— Вот и отлично. Следуйте за мной.

Оказалось, что внутреннюю часть здания отделяет от внешних помещений настоящая пропасть. По сути, перед ними была отдельно стоящая башня, соединенная с миром застекленными галереями на разных уровнях.

— Какой размах! - восхитился куратор - Прямо какая-то «Звезда смерти»!

— Это необходимость, - отрезал гном, - в башне расположены помещения особой защиты. Стены бронированы и дополнительно укреплены. В случае опасности внутренние помещения будут уничтожены направленным излучением.

В конце галереи оказался просторный зал. Его стены были прозрачны, открывая вид на глубокие, заполненные зеленоватой жидкостью ниши. Мощные лампы освещали томящихся в изумрудных аквариумах узников.

— Здесь у нас бестиарий, - буркнул гном.

— Так вот где вы держите тахоргов и ракопауков! – восхитился куратор, разглядывая пугающие фигуры, облепленные датчиками.

— Как вы сказали, ракопауки? Мне неизвестна такая разновидность.

— Это же из Стругацких! Неужели не слышали?

— Я не интересуюсь беллетристикой. Чтение романов пагубно влияет на мозговую активность.

— Правда? А говорите, словно Шерлок Холмс.

— Холмс из отела ксенобиологии? Этот выскочка и прожектер? Я не имею с ним ничего общего!

Куратор недоверчиво уставился на крепыша в белом халате. Он, что, серьезно? Или это такая институтская традиция, подшучивать над ревизорами. На лице сотрудника института не отражалось ровным счетом ничего. Он подошел к одному из аквариумов.

— Вот это Катафракт, двигается со скоростью легкого танка и столь же смертоносен. Легко перекусывает сантиметровый стальной лист. При лобовом столкновении способен пробить тяжелую броню боевых машин. А это – Тримортолот, обладает способностью выделять жидкость, разъедающую бетон. Здесь Миротворец, его слюна парализует, а запах погружает в сон. Факир, невосприимчив к воздействию излучателей.

— Зачем вы мне все это показываете?

— Затем, чтобы вы поняли главное.

— И что же это? - куратор начал злиться. Что они он о себе возомнил, этот вояка. В конце концов, незаменимых людей не бывает.

— Ни одного из этих существ не было под стеной в прошлом году.

— Не было?

— Так точно. Когда мы впервые столкнулись с жуками, нам потребовались ручные излучатели, самоходные орудия и гранатометы. На следующий год этого уже не хватило. Мы закупили импульсные пушки, оснастили ими периметр. На следующую весну нам пришлось возвести стену. Еще одна осада и в небо поднялся «Таранис».

— Они эволюционируют?

— И очень быстро. А еще размножаются. Пойдемте со мной.

Вакуумный лифт доставил их на верхушку башни. Здесь была обширная смотровая площадка. Внизу просыпался город, ограниченный серым поясом укреплений, а дальше за выжженной полосой периметра шевелилась живая масса. С такого расстояния сложно было различить подробности, можно было только почувствовать волну враждебности исходящую от орды насекомых. Куратору стало страшно.

— Сколько их?

— Достаточно. Аналитический отдел просчитал все вероятности. Нам не устоять, - гном достал из кармана халата сигарету и неторопливо прикурил, разглядывая сквозь клубы сизого дыма побледневшее лицо чиновника.

— Но как... почему вы...Что же делать?

— Нам нужна санкция администрации на применение одного препарата.

— Санкция? Да сколько угодно!...Постойте. Что за препарат?

— Мы называем его «Табу». Открыт случайно, одним непутевым лаборантом. Этот дуралей перепутал номер двери и вошел в вольер с необработанным костеглотом. Кстати, после этого мы ввели цветные таблички, - гном усмехнулся и сделал долгую затяжку.

— Ну и что? Что с того!? – почти выкрикнул куратор.

— А то, что зверюга, конечно, бросилась на парня, но застыла как вкопанная в метре от лаборанта, словно налетела на стену. Тот конечно обделался со страху, но включил-таки подачу транквилизатора и усыпил жука.

Потом стали разбираться и выяснили, что разгильдяй до этого работал с улитками.

— Улитками? Это которые заполонили весь город?

— Вот именно. Мы свернули прочие разработки и сконцентрировались на этих тварях. Исследования дали потрясающий результат. Оказывается, улитка обладает защитным механизмом, вроде земной жужелицы. Выделяет сильно пахнущую жидкость, чтобы отпугнуть хищника.

— Верно, я не раз видел, как они защищаются от собак, - вспомнил куратор

— Так вот. Человеческий организм в стрессовых ситуациях также выделяет целый букет специфических ароматов. Из отчетов исследователей мы знаем, что жуки обладают высокой степенью восприимчивости к запахам. Более того они используют запахи, как своеобразный язык, управляя собственными выделениями. Сочетание защитной смеси улитки и стрессовой смеси человека воздействует на жуков удивительным образом. Для них этот коктейль – непреодолимая преграда.

— Но это же прекрасно! Я с радостью дам вам санкцию!

— Не все так просто, - гном ловко отправил окурок в полет, - для того чтобы остановить одного маленького костоглота достаточно было просто смешать запахи, но для этой орды нужна чудовищная концентрация. Своего рода магический декокт.

— И как же вы намерены добыть его? – нахмурился куратор

Вместо ответа военный протянул ему газету. На первой странице огромными буквами было выведено. «ЖУЧИНЫЙ ТЕРРОР В КАФЕ! БАРМЕН ПОГИБ ПЕРВЫМ!».

— Это нападение, я слышал о нем в новостях. Вы что же... Вы подстроили его?

— В каком-то смысле. Мы обладаем останками Матки жуков, которые сохранились после зачистки с орбиты. Каждый год перед штурмом они засылали к нам своего рода шпиона, жука особо рода, способного маскироваться под человека. Это агент всегда искал одно и то же – матку. Они каким-то образом связаны с ней. Сначала мы просто убивали их. Но теперь у нас возникла новая идея. Предсмертные выделения, испытывающего ужас человека, создают мощнейший табу-эффект.

— Получается вы дали этому...существу добраться до людей.

— Верно. Мы подбросили матку в кафе «Под панцирем» и агент пришел именно туда.

— Но это же убийство! Это ужасно...Я должен сообщить...вы понимаете, понимаете меня?

— В противном случае умрут все, - пожал плечами гном, - кроме того мы сделали вам сюрприз. Одна из жертв вчерашней трагедии известная правозащитника Саблина. Кажется,она копала под нового главу Администрации?

— А под вас она как будто не копала?

— Не стану отрицать. Зато теперь к нее появилась реальная возможность послужить городу. Правда декокта еще не достаточно, чтобы обработать весь периметр - человек в халате шагнул к куратору, положил руку ему на плечо и подтолкнул к парапету наблюдательной площадки – ну же, решайтесь! Нам нужна санкция на продолжение ...хм разработок.

Чиновник долго смотрел на шевелящееся внизу враждебное море.

— В далеком прошлом, на Земле, - наконец произнес куратор, - люди хоронили в крепостных стенах лучших граждан города, надеясь, что духи умерших окажут поддержку при осаде. А католические монахи переносили черепа умерших братьев из могил в подземные комнаты, защищая монастырскую землю от злых духов. Такие подземелья называли «криптами».

Гном в халате облегченно вздохнул. Он не знал, что такое «крипта», но, похоже, его молитвы были услышаны.