Clancy
№45393 "Анэст"

- Три миллиона жизней - это плата за независимость?!

Максим чуть задержался с ответом, наклонил голову (не забыть про лёгкую улыбку. Зуб ныл протяжно и уверенно, боль отдавала в висок) и кивнул.

Корреспондент ждал.

— Да. Можете назвать это так. Но вы понимаете, что каждый из вас так или иначе умрёт?

Собеседник Максима прищурился:

— Да, конечно.

— Тогда почему вам не нравится, что кто-то сделал это раньше?

Улыбнуться. Руку ладонью вверх, пальцы навстречу корреспонденту.

— Зато смотрите, что получилось - Анэст открыт и доступен не только мистикам и безумцам. Раньше вы называли это раем, адом. Валхаллой или Аидом. Кто-то прикасался к Анэсту, сгорая в испанке, кто-то ходил вдоль границ во снах... но вы знаете наши рассылки, я не буду продолжать цитату. Так что да, три миллиона жизней - это плата за ваши мечты о бессмертии.

Максим задержался, отметив, что рука юноши не поднялась навстречу. Плохой признак.

— Если хотите - отправьте письмо, воробьи доставят его, потом принесут ответ и вы убедитесь, что жизнь - это условность, и ваши "мёртвые" близкие остаются с вами.

— От этого не легче тем, от кого в вашу секту ушла мать, сын или любимая девушка.

— Не бывает прогресса без потерь. Следующее поколение будет знать про Анэст со школы, и каждый учитель сможет позволить себе экскурсию к Булгарину, Артуру или Эйнштейну.

— Известных личностей не хватит на всех. Вы отняли у людей веру в лучшую жизнь.

— Но мы - и есть лучшая жизнь. У нас нет печали и зла, и даже вы, стоящий на границе - разве в жизни у вас настолько чуткие руки? Разве так чист голос и ровно дыхание?

Чуть понизить тон, выпрямить спину. Как неуместна зубная боль здесь и сейчас...

— Что до известных личностей... Разве у вас нет потерянных друзей и родных? Анэст будет ждать. Всех людей. Не торопитесь - излишняя спешка только навредит вам. Но и не медлите, если устали быть не тем, кем можете стать. Дорога открыта.

— И всё же, три миллиона жизней в одну секунду в одном месте...

— По сравнению с миллиардами, живущими в страхе?

Скорбь, опустить уголки губ. Взгляд вниз и в сторону, потом вновь прямо в глаза корреспондента, и улыбка.

— Это хорошая цена. Я ни о чём не жалею. Они - тоже.

Повернуться и пойти к приоткрытой калитке в каменной стене, из-за которой виден свет живого огня. Исследования показали - именно этот образ ближе всего людям, для которых на самом деле ведётся интервью. Обернуться. На секунду забыть, что именно этот кадр пойдёт в газеты. Поднять руку в приветственном жесте.

"Максим Михов, лидер Небесного Братства, обещает жизнь вечную".

Посмотреть, как корреспондент растворяется туманным облачком, просыпаясь там, "внизу", на земле. Максим зажмурился, представляя: тихо шелестит мнемоническая аппаратура, молча переглядываются врачи, ритмы сердца и мозга - в пределах нормы. Пройдёт время, прежде чем люди поверят, что смерти нет, и перестанут бояться прямой на энцефалограмме.

Всё хорошо, только нет солнца. Максим поднял голову. "Незакатный" рассеянный свет, серый туманный купол над головой. Со временем привыкаешь, а чуть позже - видишь мерцающие струйки, которые ползут от тумана - вниз. Люди очень редко упоминали солнце за пределами смерти.

Они были правы. Солнце - выше. Иногда серость расходится, и обжигающий столб желто-белого света падает на мостовую, или на траву, или на зеркало озерной воды (тогда горячий пар на несколько минут заменяет облака). К счастью, это не длится долго. И, что важнее, это не задевает людей - никогда.

Максим пошёл к дому. Как положено - при некотором навыке - мир сам повернулся навстречу шагам, и маленький дачный домик обнаружился за первым поворотом. Ольга вышла навстречу, Максим шагнул ближе и присмотрелся внимательнее. Иногда Анэст мог вместо настоящего человека предложить тень, сотканную из ожиданий и надежд, но такие призраки - по крайней мере сейчас - всегда были слегка прозрачны и двигались чуть медленнее, чем следовало.

Но сейчас это оказалась настоящая Ольга.

Прохлада дерева под ногами, шероховатость коврика, приглушенное - по сравнению с тем, что было - тепло руки той, что рядом. Максим знал, что раньше чувствовал ярче, чем сейчас, но давно уже принял эту потерю как неизбежное свойство Анэста.

После ужина, второго бокала вина и двадцатой минуты молчания, которое - с привкусом тихих слов - и есть главный признак любви, Ольга шагнула ближе и устроилась на корточках у Максима под боком.

— Ты не жалеешь? - голос девушки чуть-чуть звенел изнутри, и Максим внутренне вздохнул, уже зная, что будет дальше. Этот разговор повторялся не каждый раз, но достаточно часто, чтобы запомниться. Всё происходящее в Анэсте стремилось к повторению.

— Нет.

— А мне... не хватает солнца. Я не знала, что будет так. Остальным проще, остальные уже знают по рассказам и могут готовиться. Нам точно нет дороги назад? - на Земле Максим уже мог бы начинать вытирать её слёзы. Здесь же - всего лишь изменилась форма зрачков, да заострились скулы, точно отражая боль и грусть.

— Да. Со временем тоска пройдёт... и ты можешь присниться, ты знаешь как.

— Мне некому сниться.

— Мне тоже.

— И это обидно. Я завидую тем, что пришли потом, Максим! Тому, что они могут погладить кота, взять с собой плюшевую игрушку, обнять соседку, с которой глупо поругались перед... - Ольга подавилась, не выговорив последнее слово.

Максим обнял свою жену и попытался согреть её. Жители Анэста не были холодными, но всё же что-то изменялось со временем, и касания обитателей оставляли легчайший след мурашек на теле гостя с Земли. А зуб продолжал тихо ныть.

Но в этот раз что-то пошло не так, Ольга высвободилась, откинувшись на спину и на руки, слышимо хрустнули запястья, шевельнулась грудь под майкой - не от дыхания, но от движения.

— Я хочу солнца. Я хочу быть, а не гнить в этом выморочном городе. Хочу тепла и настоящей жизни! Хочу... жить!

И небо ответило. Огненная вращающаяся спираль раскрыла низкую облачность за оконным проёмом, и яростный свет отразился в зрачках Ольги. Шелест сгорающего воздуха проник в комнату, Максим увидел, как Ольга шагнула к окну, забралась на подоконник...

Он понял, что сейчас будет, не вставая метнулся вперёд - но не успел зацепить ногу Ольги, нырнувшей из окна - к пронзительному свету.

Он понял также и кто это был, но из десятка просьб, которые успел придумать, лишь одна была произнесена - столь же бесполезная, как и девять остальных. Тихо и обречённо:

— Об одном прошу: оставь её в покое.